– Слушаюсь…
Амир прошел в соседнюю комнату, затем вышел в коридор. В том месте, куда попала ракета, что-то горело…
Толкнул коленом дверь – и едва удержался. За дверью ничего не было, пустой пролом. Избитое… выдержавшее многие обстрелы и бомбежки здание уже не могло продолжать существовать и давать кров моджахедам.
Инша’Ллагъ. Если так будет угодно Аллаху.
Он пошел в заваленный конец коридора, чтобы посмотреть, нельзя ли кого вытащить, когда на улице раздался крик и длинная автоматная очередь. А через долю секунды все буквально взорвалось, и треск автоматов моментально покрыл солидный, уверенный бас «ДШК».
Амир упал на пол в полуразрушенной комнате, опрокинул на себя остатки шкафа и начал лихорадочно нагребать на себя все, что только мог. Замаскировавшись, замер, слушая, как от ударов крупнокалиберных пуль о бетон держащееся на соплях здание мелко вздрагивает…
Перестрелка продолжалась минут пять, а потом быстро угасла, сменившись редкими всплесками одиночных. Добивают… понял он. Они всегда перерезали горло, потому что патронов было мало, они стоили денег, и потому что бой не бой, если твои руки не в теплой крови твоего врага. Но у этих – кто бы они ни были – патронов было в достатке.
Увидев, как по коридору заметались лучи подствольных фонарей, он приготовился к худшему.
Выстрел, еще один. Короткая очередь. Он сжался… висящая на одной петле дверь не задержала налетчиков, короткая автоматная очередь прошлась по комнате, дико обожгло бок, спину, но он каким-то чудом умудрился не заорать, вызвав тем самым еще одну очередь, уже прицельную. Стиснув зубы от боли, ужаса и злобы, он читал про себя фатиха, первую суру Корана. В ушах звенело, тело сводило от боли, перед глазами не было ничего, кроме красных кругов. Но он читал первую суру и слушал…
– Никого…
– Гранату может бросить…
Он узнал выговор – местные. Сирийский вариант арабского – мягкий, певучий, с включением некоторых французских слов, измененных до неузнаваемости…
– Не надо гранату, брат. Здание может рухнуть.
– Да…
– Если кто тут и есть, они все подохли…
– Сигарета есть? У меня не осталось…
– Держи…
Едва слышный щелчок зажигалки…
– Брат…
– Чего тебе?
– Меня это беспокоит. Они все же сражались с нами. И тиран еще не повержен…
– Они сражались не с нами. Ты их видел? Много среди них сирийцев?
– Мало, это ты прав, брат…
– Это из-за них американцы и французы до сих пор не пришли к нам на помощь. Они только позорят нас и наше дело своими жестокостями. С ними все равно пришлось бы кончать. Рано или поздно…
– Ты прав, брат… идет!
Едва слышные шаги.
– Что здесь происходит?
Сухой, командный голос обжег как удар кнута. Этот говорил по-английски и даже не скрывал своего происхождения и сущности.
– Здесь чисто, Джон-паша. Здание зачищено.
– Почему вы курите здесь? Сколько раз вам говорить, в поврежденном здании может быть газ или разлитый бензин…
– Просим простить. Джон-паша…
– Быстро на выход. Держаться у машин, в развалины не отходить…
– Есть…
Шаги. Сухой кашель. Стук чем-то железным о стену – оружие, наверное…
– Гнездо, я Скорпион-четыре, Скорпион-четыре… ответьте… слышу хорошо… код идентификации виски – браво, жду… Я Скорпион-четыре, докладываю, объект Зулус-четыре полностью нейтрализован, повторяю – полностью нейтрализован… потери у дружественных сил минимальны, сэр… оценить трудно, здесь ночь и здание держится на соплях, сэр… я думаю, не менее пятидесяти… есть, сэр. Скорпион-четыре, передачу окончил…
Снова кашель. Шарканье ногой.
– Придурки…
