выругаться, обозвать парня как можно грязнее, чтобы отвести беду. «На себе не показывают». Потом он увидел, как тот подмигивает ему через окруженную венчиком белых зубцов дырку, и только заскрипел зубами. Да, они все были не так далеки от безумия. Буквально рукой подать. Но раньше он надеялся, что уж этому парню до него чуть дальше, чем им, двум остальным. Похоже, был не прав.

– Снайпер, – восхищенно произнес тот же Дима. – Белку в глаз. На бегу, из шпалера, через плечо. Как Крис Адамс. Который Юл Бриннер в «Великолепной семерке». Бух! Раз! Барон набок!

Антона неожиданно затошнило, причем сильно. Если бы не многодневная жизнь впроголодь, не удержался бы, а так обошлось. Возможно, сыграло роль и то, что немного съеденного с утра ему было жалко.

– Начитанный, надо же… – хрипло сказал он вслух, не открывая глаз. Во рту было не просто кисло, желчь буквально обжигала язык. Сплюнув несколько раз подряд, он догадался набрать пригоршню чистого снега и куснул из открытой ладони. Зубы сразу заломило до самых ушей, но зато полегчало.

– Так точно, начитанный.

Парень улыбался во всю ширину своего худого молодого лица, и от этого перевалившему годами за 30 лет офицеру стало еще немного легче.

– Ладно. Везуха. Такого не бывает, понятное дело. Представляете, вы будете кому-то это рассказывать, а вам ни один человек не поверит. Скажут, что сочиняете.

– В жизни такие штуки бывают, – неожиданно серьезным голосом сказал на это Роман, – какие ни один писатель не придумает.

Он снял шлем, покрутил в руках и показал всем на смешной значок спереди, выполненный черным маркером от руки. Что-то похожее на буденовку: снизу круглое, сверху острое.

– Рядовой, – все так же хрипло сказал Антон вслух. – Самый низкий уровень. И я не верю, что это я в него… Из пистолета, одной пулей из двух, на бегу… С сорока или около того метров… Скорее, его свои же. Какой-нибудь «дружественный огонь».

Рома повертел головой по сторонам, не нашел ничего нужного, нагнулся и просто шарахнул щитком шлема об ледяной асфальт. Прозрачный пластик разлетелся на несколько крупных кусков, как лед.

– Это не бронестекло, – прокомментировал он свой поступок. – Просто от ветра защищает.

– Ну… Либо ослаблен после пробития.

Разговор угас сам собой, они как-то все сразу почувствовали себя неуютно. Вот как вылетит сейчас кто-то на ту же дорогу, как даст им прочувствовать вкус демократии и прав человека…

Но ничего, обошлось. Потоптавшись еще с минуту и не найдя здесь больше ничего интересного, они перестали испытывать судьбу и очень быстро убрались с дороги в тот же лес. Пройдя метров двести вбок, снова вышли на дорогу. Как раз на то место, откуда по ним открыли огонь. Поглядели на те же гильзы, обменялись недоумевающими замечаниями. Ушли. Капитан-лейтенант не мог поручиться за курсантов, но сам он чувствовал себя на редкость тупо. Он не понимал, как он мог кого-то зацепить, и не понимал, как засекли их. Беспилотника в небе вроде бы не было, для тепловизора дистанция была великовата. Впрочем, глупо было забывать про свою военно-учетную специальность, и капитан-лейтенант самокритично осознавал, что ничего в оснащении современной пехоты не понимает. Что касается его невероятного попадания, после нескольких довольно горячих обсуждений они все же пришли к выводу, что скорее действительно имел место случай «friendly fire». Перевозбудившись от происходящего, ведя огонь из прыгающих по российским колдобинам машин по опять же прыгающим, наподобие джейранов, мишеням, стрелки в какой-то из моментов перехлестнули один другого. Иные варианты были гораздо менее реалистичными, хотя, возможно, льстящими самолюбию. К слову, именно капитан-лейтенант заставил ребят говорить про безвестного рядового 1-го класса не «убит», а «выведен из строя». Если это была все же пистолетная пуля, то он, скорее всего, жив, если пулеметная или автоматная, то, вероятно, мертв, но они этого не знали и знать не могли. Но в свое время прошедший половину Отечественной войны в саперах дедушка рассказывал ему, что гораздо выгоднее ранить/искалечить врага, чем убить, и тогда он это запомнил, хотя и не понял.

– Понимаете, убитый – это что? Холмик с крестом тогда и транспортировать гроб с телом сейчас. Тогда пенсии платили только семьям погибших офицеров, так? За рядовых и унтеров – ни фига. Сейчас… Ну, наверное, сейчас за всех платят, но на самом деле вряд ли много. У них рядовые довольно мало в деньгах получают. Это не похоже на то, что у нас на эту тему думают, но это так. Важнее льготы, которые они зарабатывают, – и даже втрое важнее. Льготная медицина, льготные кредиты на покупку недвижимости, стипендии на учебу – вот такое вот все.

– А ранения при чем?

Курсанты слушали его внимательно, переводя глаза с лица говорившего на просвет в дальнем конце лежащей перед ними просеки. Полтора километра – почти рядом. Куча лапника, на нем попона серо-бурого цвета – бывшая покрышка огромного пляжного зонтика. На ней они трое, «ведущие наблюдение». Считающие машины, проходящие по шоссе А229.

– Ну, когда человека тяжело ранит, ему нужно оказывать помощь на месте. В каких-то случаях – эвакуировать вертолетом. Не знаю куда, но или в медицинский пункт бригадного или дивизионного порядка, или сразу в профильный тыловой госпиталь в Польше либо Литве. В арабо-израильских войнах евреи, говорят, именно так и делали, когда все концы короткие, когда все близко было. Или натовцы уже госпитальное судно в Балтику пригнали, я не знаю. Ну так вот… Лечить – это дорого, и даже очень. Везти домой, оплачивать реабилитацию по полной программе. Всю оставшуюся жизнь платить пенсию, если человек остался инвалидом. Что там еще? Курсы переподготовки, чтобы он стал хоть программистом, хоть клерком в банке, хоть кем-то, чтобы быть при

Вы читаете Позади Москва
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату