ничего. Совершенно отстраненно, фоном к горькому плачу, Вика подумала, что это все даже страшнее, чем в завязке любого фильма ужасов. Даже самого качественного. Она чувствовала, какой это большой соблазн – разрешить себе поверить в то, что все это кажется, что все не настоящее. Что ничего не было. Но не позволила. Разум выиграл этот раунд у сумасшествия. Первый за какое-то время, с трудом, но выиграл.
Вика вздохнула, прикрыла глаза в предчувствии боли и рывком села на койке, ни на что не опираясь. Голова мгновенно поплыла, но она удержалась, не упала обратно. Спустила ноги вниз и только после этого сдвинула набок бушлат. Рыдания уже кончились, потому что сейчас было не до того. Порыдать можно будет позже, вволю и с комфортом. Если доживет.
– А ботинки? – позвала она, недоуменно поглядев на ступни в носках. Услышала свой голос и мгновенно ужаснулась. Нет, еще не все хорошо в ее голове, если вырывается вот такое.
Ботинки были глубоко под койкой, достать их заняло целую минуту, с двумя перерывами. Мелькнувшие ясность ума и желание что-то сделать, чтобы спастись, начали уходить. И как только Вика осознала происходящее с ней, это помогло. Закусив потрескавшуюся губу, она вытянутыми пальцами обеих рук натянула на ноги сначала один форменный ботинок, потом другой. Пока все шло неплохо.
Проговорив эту фразу внутри себя, Вика почти успокоилась, и тут же ей снова стало жутко. Увы, это был не фильм ужасов. Это реально происходило с ней и с остальными. Кричащий парень с безумными глазами был настоящим. Второй, кричащий другим голосом – тоже. Умерший тоже был настоящим. Отсутствие медиков в палатке – тоже. Из не до конца застегнутого полога дуло холодом: очень может быть, что помогало именно это. Она еще раз оглядела все доступные взгляду квадратные метры и решительно встала. Покачалась на нетвердых ногах, приказала себе не слушать и не слышать ничего. Зацепила плохо слушающимися пальцами язычок молнии на пологе и одним движением раскрыла его снизу вверх. Холодный ветер сразу проткнул тонкую ткань, и Вика пожалела, что не надела бушлат, когда еще сидела на койке. Пришлось возвращаться, даже не посмотрев наружу, потом выходить снова.
Все-таки она тупила, потому что в голове непрерывно крутились обрывки картин, увиденных ею до того, как ее накрыло темнотой. Обрывки пережитых впечатлений, каждое из которых заставляло и так ноющее горло сжиматься, не пропуская воздух. Приди ей в голову задержаться, потратить секунду, чтобы посмотреть, что вокруг… Не то что бы «все сложилось иначе», но кое-что в будущей судьбе могло пойти по-другому. Так оно всегда и бывает, правда? Теперь, выйдя уже одетой, она увидела рядом со свой палаткой целый ряд других и корму отъезжающего грузовика. Здоровенной, длинной «шаланды», как было принято в Питере называть «КамАЗы» с открытым кузовом. Она проводила машину взглядом, не сказав ни слова. Оглянулась на палатку, из которой вышла. Которая с болтающимся пологом. Провела взглядом вокруг. Насчитала 8 точно таких же палаток, на 4 койки каждая, и еще две втрое большего размера: каждая из них стыковалась с маленькой крытым тканью переходом.
– Э!.. Эй!!
Она наконец-то увидела людей и на секунду почувствовала радость. Теперь все должно было стать проще. Теперь ей скажут, чем все закончилось.
Трое солдат пробежали мимо нее, даже не повернув головы. Двое были с автоматами, один с гранатометом, который она опознала как старый РПГ-7: этот узнавала даже она. Они проскочили в проход между палатками и потерялись из виду, и тогда Вика начала искать следующих. Наверняка кто-то здесь все же был. Постояв без толку, она заглянула в соседнюю со «своей» палатку, но та оказалась пуста, даже матрасов не было на койках. Зато с выключенной «тепловой пушкой» на полу. Интересно, на всех не хватило? Почему тогда к ним не перенесли, когда отсюда всех эвакуировали? Она перешла в соседнюю палатку и увидела ровно ту же картину: пустые койки, несколько оболочек из-под бинтов и пустые мягкие пакеты из-под физраствора на полу. В третьей ей наконец-то встретился человек. Он сидел на койке, уткнув голову в руки, и едва заметно покачивался вперед-назад. Для разнообразия – молча. Автомат стоял ровно между коленями, и его ствол смотрел сидящему прямо в лицо, закрытое от окружающего ладонями. Вика прислушалась: крики из той палатки, где она пришла в себя, были слышны и здесь. Но приглушенно, больно много было ветра рядом и неровного, трясущего землю гула на заднем плане.
– Ты кто?
Она почему-то решила, что это тоже сумасшедший, и приняла единственную разумную меру предосторожности, которая лежала на поверхности. Не стала подходить, садиться перед человеком на корточки и трогать его за колено, а осталась у входа.
Человек убрал руки, медленно разогнулся и посмотрел на нее. Это был лейтенант Ляхин, которого она тоже помнила. С которым было связано слишком многое за последние открытые для нее часы. У Вики буквально подкосились ноги, она привалилась к тенту, но это не был дверной косяк, он не смог ее удержать, и она неловко повалилась на пол. Ляхин вскочил, подхватив свой автомат, бросился к ней. Двигался он деревянно и не успел. Но Вика, упав, не стала закатывать глаза и изображать обморок, а матюгнулась – и это как-то помогло обоим. Глупость ситуации прошла: она протянула левую руку, Ляхин подал свою, тоже левую, и легко вздернул ее на ноги.
– Привет, Петрова, – глухо произнес он. – Очнулась?
– Очнулась, – подтвердила Вика.
– Давно? Голова как?
– Минут десять или пятнадцать. Или двадцать. Голова дурная.
Ляхин посмотрел серьезно. Потом неожиданно цепко ухватил Вику за плечо и подтянул к себе. Она испугалась, потому что чужие друг другу взрослые люди так не делают, понятие «персонального пространства» у европейцев формируется с младенчества. Но он, оказывается, начал рассматривать глаза. Это было… странно. Вика выдержала секунд пять, потом отстранилась. Ему хватило.
