– Бенефиций. Я думала, ты уже на работе.
– Сегодня я себя не слишком хорошо чувствую.
– Плохие сны?
– Да нет. По крайней мере, я не помню. А что?
– Мне показалось, ты кричал во сне. В последнее время это довольно часто случается.
– Что, правда?
Она сидела на солнце, он в тени.
– Будь котиком, помассируй мне голову, хорошо? – Она наклонила к нему лебединую шею. – Она ужасно болит.
Бенефиций перекатился вместе с креслом ей за спину и стал нежно массировать виски.
– М-м-м-м-м. Это чудесно.
– Мы оба с тобой в последнее время расклеились, – сказал он ей на ушко. – Наверное, это депрессия. Мы не можем себе позволить сойти с рельсов, дорогая.
Он намекал на модную человеческую болезнь, довольно опасную, – скуку. Особо запущенные случаи могли привести к летальному исходу, действительно летальному, насовсем: больные кончали с собой, что в век бессмертия считалось абсолютным табу. Их называли
– Давай уедем, – продолжил он. – Ты когда-нибудь была в Антарктиде? Сейчас идеальное время года для поездки туда.
– Мы же только что вернулись из Альп, – напомнила она.
– Антарктида на Альпы совсем не похожа, – возразил он и, проследив пальцем линию шеи, стал разминать плечи.
– Я хочу сказать, мы только что приехали.
– Понимаю, по твоим стандартам это звучит довольно примитивно, но давай не будем экономить. Возьмем весь домашний штат, даже твоего стилиста, этого кошмарного Карла или Кеннета, или как его там зовут…
– Кента, дорогой.
– Ага, его, и Джорджиану, конечно…
Он сделал еще один глубокий вдох и спросил, как будто только что заметил:
– Кстати, где твоя Джорджиана? Кажется, сегодня утром я ее не видел.
– Джорджиана? Я ее уволила.
У Бенефиция аж кончики пальцев заледенели – но всего на мгновение.
– Неужели? Уволила?
Разум мчался вскачь; руки продолжали безмятежно порхать, медленно и нежно лаская ее совершенную шею.
– Вот это сюрприз. Я думал, ее семья служит тебе уже лет двести, если не больше.
Куртуаза пожала плечами. Пожала! Плечами! Спазм скрутил ему руки. Бенефиций закрыл глаза.
– Что… когда именно ты ее уволила?
– Вчера во второй половине дня. Думала, я тебе сказала.
– Нет. А если сказала, я забыл. И по какой причине?
– Поймала на воровстве.
– На воровстве?!
Горло перехватило. Дыши, Бенефиций, дыши.
– Или на преступном умысле, ведущем к воровству. Я обвинила ее, она призналась.
– Понятно. Я ее плохо знал – вообще почти не знал, на самом деле, – но она не казалась мне по характеру склонной к воровству.
– В твоем возрасте уже пора бы знать, что самые мелкие грехи спрятать труднее всего.
– Но ты в итоге осталась без персиста. Надо было сказать мне, прежде чем увольнять девочку. Я бы подыскал тебе другую.
– Зачем персист, любимый, когда у меня есть ты? – Она замурлыкала, гладя его руки у себя на шее. – Отныне ты будешь мне персистом, моим с головы до пят.
– Ничто не доставит мне большей радости, моя голубка. – Он поцеловал ее в лоб. – Ничто в целом свете.
Когда день стал клониться к вечеру, он сумел наконец ускользнуть, сославшись на встречу в Исследовательском центре. Еще с поезда он уронил в ментбокс своего персиста послание с пометкой «срочное»:
«Быстро в офис. Б.П.».
– Джорджианы нет на месте, – сообщил он персисту, как только за ним закрылась дверь. – Я хочу, чтобы ее нашли.
