задержкой. Она не сразу догадалась, что это она сама хрипит — это свои собственные последние вздохи ловит ватными руками.
Убийца понял это гораздо раньше. И улыбнулся. Может ли быть на свете что-то страшнее этой улыбки?
Может.
За мгновение до того, как Надя потеряла сознание и свалилась тяжелым кулем прямо в жидкую осеннюю грязь на крохотной темной улочке, — ее убийца поднял полные торжества глаза и вдруг увидел напротив себя какое-то существо.
Белое лицо, провалившийся нос, черные впадины глазниц и обнаженные до красных десен острые зубы — настоящее чудовище. И оно ухмылялось — жуткий оскал искажал и без того уродливые черты.
— Хрррабрецц, — сказало существо. — Хвалю.
Маньяк отшатнулся и выпустил горло почти задушенной девушки. Лишь доли секунды не хватило ему, чтобы покончить с ней.
В начале переулка показалась большая компания каких-то очень веселых — или, скорее, навеселе — людей. Но все же они были достаточно трезвы, чтобы заметить, что возле дома с палисадником творится неладное. Они увидели тощего парня, вцепившегося в горло девушки, — красноречивая поза, ничего хорошего не сулящая жертве.
Кто-то из прохожих закричал. Убийца дрогнул и метнулся в тень, убегая.
— Куда? Где он? Где?!
Первый подбежавший из компании бросился поднимать еле живую Надю, остальные, рассвирепев, кинулись за убийцей. Но они упустили бы его и на этот раз, потому что никто не успел заметить — в какую сторону побежал негодяй после того, как его скрыла тень.
— Куда он делся?! — кричали, кидаясь бестолково из стороны в сторону, мужчины.
И тут от калитки отделилась тень — черная фигура Постылихи. Она качнулась вперед, и худая, слабая рука указала направление:
— Там, — сказала старуха, недвусмысленно улыбаясь.
— Спасибо, бабушка, — убегая в нужную сторону, крикнул на ходу кто-то из мужиков.
Безмятежная улыбка на лице старухи стала еще шире.
Маньяка поймали.
Город и родственники жертв ликовали.
А когда на следующий день к Постылихе пришли, чтобы поблагодарить ее и заодно снять свидетельские показания, выяснилось, что старуха мертва.
У калитки прислоненным стоит ее труп, и, как впоследствии с удивлением объяснил патологоанатом, жизни в этом теле не было уже более двух суток.
Смерть все-таки явилась к старухе.
И, может быть, за столь долгое и преданное ожидание бессердечная безносая Дама наградила Постылиху крошечной привилегией: позволила ненадолго вернуться, чтобы в самый ответственный момент все-таки сделать то, чего несчастной женщине хотелось больше всего, — ответить напоследок на важный вопрос и по-настоящему пригодиться людям.
Чтобы было кому вспомнить ее добром — ее, никому не нужную, всеми забытую старуху, пережившую всех, кого она любила.
БАНЬКА
Мой старый школьный друг Илюха Егоров просто обожал русскую баню. Он любил ее вдумчиво: соблюдал эстетику процесса, изучал традиции, интересовался мифологией. Столько он всего про баню знал! Докопался даже до славянских легенд о происхождении человека.
— Ты понимаешь, какая вещь, Толян! — говорил он мне. — Оказывается, неспроста в банях гадали в старину. Для славян баня являлась местом сакральным. По народным поверьям, языческие божки создали человека из банных обмылков, очесов и ветошек. Отсюда, следовательно, и россказни про нечистую силу в банях, про всяких банных и чертей!
Однако, собирая все эти байки, Илюха всерьез никогда к ним не относился — посмеивался над банными суевериями. До поры до времени.
Как-то раз один приятель попросил нас с Илюхой отогнать машину в его деревню. Сам он намеревался на несколько месяцев уехать за границу работать по контракту, и, как обычно, перед отъездом накопилась у него масса всяких срочных дел, так что с машиной обернуться никак он не успевал. А оставлять тачку в городе под окном считал рискованным: и колеса снимут, и стекла побьют — жалко.
