чистейшей воды надувательством.
В темнице я с нетерпением ждала, когда смогу, послав свои молнии в небо, окропить кровью песок арены. Теперь же меня всю трясло. Мне хотелось броситься от всего этого наутек, но моя израненная гордость — единственное, что у меня еще осталось — даже этого мне не позволяла.
Кол взял меня за руку. Его рука тоже подрагивала. Значит, и он боится смерти. По крайней мере Кол может защищаться.
— Я буду тебя прикрывать, пока буду в силах, — прошептал он.
Я едва его расслышала, так сильно стучало у меня в груди сердце, а ноги шлепали по полу.
— Я этого не заслужила, — ответила я.
Рука моя с благодарностью пожала его руку. Я его предала. Я разрушила его жизнь, а он мне платит добром за зло.
Следующее помещение оказалось последним. Оттуда по коридорчику, поднимающемуся под уклоном вверх, мы прошли к стальным воротам, сквозь щель между которыми лился солнечный свет. А еще снаружи доносился рев заполненной людьми арены. Стены искажали людские крики, превращая их в чудовищные, дикие вопли. Впрочем, так оно и есть.
Когда мы прошли дальше, я увидела еще одного приговоренного к смерти.
— Лукас!
Стражник держал его под руку, но молодой человек все же исхитрился вывернуться и взглянуть себе через плечо. Все его лицо покрывали синяки. Он выглядел бледнее, чем обычно. Должно быть, Лукас уже давно не видел солнечного света. Так оно и есть…
— Мара…
При звуке его голоса сердце мое тоскливо сжалось в груди. Вот еще один человек, которого я предала. А еще я предала Кола, Джулиана, Килорна, даже даму-полковника. Я хотела предать Мейвена, но он опередил меня.
— А я-то гадал, когда же тебя снова увижу…
— Извини.
Я до самой своей смерти буду извиняться, но этого все равно недостаточно.
— Мне сказали, что ты с семьей, в безопасности…
— Ну и? Ты воспользовалась мной вслепую и забыла. Не притворяйся, что это не так.
Обвинение вонзилось в меня, словно лезвие ножа.
— Извини, но у меня не было иного выхода.
— Королева заставила меня вспомнить.
Заставила. В голосе Лукаса звучала нешуточная мука.
— Не извиняйся. Ни о чем ты не сожалеешь.
Мне хотелось его обнять, доказать каким-нибудь другим способом то, что я говорю правду.
— Извини, Лукас. Мне жаль. Честно-честно.
— Его величество Мейвен из домов Калоре и Мерандус, король Норты, Пламя Севера!
Крик разнесся над ареной, отразившись эхом в проходе. От раздавшихся вслед за тем приветственных криков меня передернуло, а Кол так даже отступил на шаг. Ничего, его смерть тоже не за горами.
— А случись это снова, стала бы ты рисковать моей жизнью ради своих приятелей-террористов?
Слова Лукаса задели меня за живое. Рискнула бы. Вслух я этого не высказала, но Лукас и так меня прекрасно понял, прочел мой ответ во взгляде.
— Я хранил твою тайну.
На меня его слова подействовали хуже, чем любое оскорбление, которое Лукас мог бы бросить мне в лицо. Мысль, что он защищал меня даже тогда, когда я меньше всего достойна была защиты, казалась просто нестерпимой.
— Раньше я думал, что ты не похожа на других, — едва не плюясь в мою сторону, продолжал развивать свою мысль Лукас. — Нет, ты такая же. Ты бессердечна, эгоистична и холодна, как мы, серебряные. Из тебя вышла хорошая ученица.
После этого Лукас отвернулся и вновь уставился на стальные ворота. Он больше не хотел со мной разговаривать. Мне хотелось подойти к нему и постараться все объяснить, но стражник крепко удерживал меня. Мне ничего не оставалось, кроме как не терять самообладания и ждать неизбежного.
— Граждане!
Голос Мейвена проник сквозь щель в воротах вместе с дневным светом. Манерой обращаться к толпе он подражал своему отцу и Колу, но было в этом голосе столько металла, что я поняла: ему только семнадцать, а он окончательно превратился в чудовище.
— Мой народ! Мои дети!
Кол саркастически хмыкнул… А на арене воцарилась гробовая тишина. Мейвен дергал своих подданных за ниточки, как хотел.
— Кое-кто назовет это жестокостью, — продолжал он.
