Эту формулу определения скорости ракеты Циолковский вывел 10 мая 1897 года, а три десятка лет спустя ее стали называть формулой Циолковского.
Но вот мнение современного специалиста:
«Мистический туман вокруг „формулы Циолковского“, созданный журналистами и другими лицами, не слишком сведущими в математике, по сути, безоснователен. Формула, описывающая разгон ракеты в зависимости от количества израсходованного топлива и полученная Циолковским, настолько элементарна, что ее без труда способен вывести любой человек, знакомый с азами высшей математики. Этим, в частности, объясняется и то, что все пионеры космонавтики (Годдард, Оберт, Эсно-Пельтри, Цандер, Кондратюк) легко получали ее независимо друг от друга и от Циолковского. Более того… получение формулы Циолковского было рутинной задачей, предлагавшейся студентам Кембриджского университета — она входила в учебник [„Учебник динамики частицы с многочисленными примерами“, —
Кем же он был, Циолковский? Ученым? Философом? Или самонадеянным изобретателем нелетающих железных дирижаблей и бесколесных поездов, мировоззрение которого — беспорядочная мешанина расхожих околонаучных и мистических банальностей?
Быть может, ни тем ни другим… Циолковский был пророк — пророк
Глава двадцать третья
СТРАХ
Беляев не был избалован вниманием критиков: за 16 лет жизни в качестве писателя-фантаста, выпустив 18 книг, он удостоился лишь пятидесяти пяти упоминаний в печати — в два раза меньше, чем за 14 лет взрослой дореволюционной жизни в Смоленске.
И вдруг — в феврале 1938-го — статья в центральной газете. И не просто с упоминанием имени — мол, есть и такой писатель, а вся, от начала до конца, Беляеву посвященная! Не «Правда», конечно, но — главная по писателям: «Литературная газета». А через полтора месяца — вторая статья. И в обеих — жалобы. Не на Беляева, про него только хорошее. Нет, жалуются в двух этих статьях на равнодушие к Беляеву. А первая статья заканчивается так, что просто мороз по коже: «Мы обвиняем».
Вышла она 10 февраля и озаглавлена так:
Принадлежала перу постоянного автора «Литературки» Г. Кремнева (псевдоним Георгия Моисеевича Трахтмана). А вот и сама статья:
«Писатель остался один
В нашей литературе научная фантастика является дефицитным жанром, а А. Р. Беляев — единственный писатель, все свое творчество посвятивший научно-фантастической тематике. Великий ученый Циолковский писал в одном из своих писем к писателю…»
Далее цитируется соответствующее письмо (по поводу романа «Прыжок в ничто») и задается закономерный вопрос:
«Почему же в книжных магазинах так давно нет новых произведений Беляева, почему его старые романы можно увидеть только у букинистов? Мы пытались навести об этом справку в ленинградском отделении союза советских писателей. Но там недоуменно спросили:
— Беляев?
В канцелярии союза имеется длинный-предлинный список членов ленинградской организации союза. Там, под номером 5, значится писатель Александр Романович Беляев. Время от времени упомянутому в списке А. Р. Беляеву из канцелярии союза посылаются отпечатанные на папиросной бумаге извещения и повестки.
А писатель Беляев все не ходил.
Никто не знал, что А. Р. Беляев, которому союз настойчиво предлагал явиться на собрания, в течение трех лет прикован тяжелым недугом к постели. Три года, как писатель оторван от творческой среды. И как ни мучительна была болезнь Александра Романовича, но еще мучительнее было ему получать из союза писателей клочья папиросной бумаги, символизировавшие канцелярское равнодушие к его судьбе.
Честь и хвала врачам Литфонда! Они немало облегчили Беляеву физические страдания.
Лечебный отдел Литфонда оказался на высоте. А вот к литератору Беляеву не заглянул ни один литератор, в „литературном мире“ забыли о Беляеве, обрекли на трехлетнее творческое одиночество.
А. Р. Беляев даже в самые тяжелые периоды болезни не прекращал свой творческий труд. За время болезни им были написаны „Звезда Еетц
