— Недавно, — рассказывал нам писатель, — я допустил географическую ошибку, — неправильно указал расстояние между двумя географическими точками. Читатели указали мне на это. Не мог же я рассказать им, что у меня не было дома необходимого справочника, а память в таких случаях легко может подвести.
А. Р. Беляев вынужден сейчас работать, только полагаясь на свою память. Он не может рассчитывать — без содействия союза — на научные труды, хранящиеся в специальных библиотеках и ученых учреждениях, на всевозможные справочники, на необходимые пособия. Даже библиотека Дома писателя не могла обеспечить Беляева подбором нужной для его работы литературы и библиографией.
Конечно, если бы Беляев мог ходить, настаивать, разъяснять огромное значение научно-фантастического жанра в нашей литературе, может быть, ему удалось бы пробить стену косности и незаинтересованности издателей. То, что оказалось не под силу прикованному к постели Беляеву, обязана была сделать литературная организация, кровно заинтересованная в развитии всех жанров советской литературы.
Но нет ничего удивительного в том, что, забыв о судьбе писателя, союз оказался равнодушным и к судьбе его книг.
Когда группа детских авторов, узнавшая на днях о тяжелом материальном положении Беляева, рассказала об этом правлению союза, раздались возмущенные голоса:
— Разве Беляев не был обеспечен медицинской помощью, разве к нему не ездили доктора?
— Ездили! — тут же дал показания представитель Литфонда.
— Кто же обвинит нас в равнодушии?! — облегченно вздохнули члены правления.
И все же — мы обвиняем»[353].
Вторая статья — уже не статья, а открытое письмо. Содержание его практически исчерпывается заглавием и подзаголовком:
А вот и смысл обращения:
«Настоящим мы хотели бы напомнить, что все произведения Беляева давно разошлись и стали библиографической редкостью на книжном рынке. Необходимо было бы удовлетворить запросы читателя и переиздать хотя бы некоторые из его романов. Очень желательно было бы также видеть главнейшие произведения Беляева на киноэкране, что еще шире популяризовало бы научные знания»[354].
И пять подписей: два профессора — Б. Вейнберг и С. Натансон, один астроном — М. Эйгенсон, два научных сотрудника — В. Стеблин и В. Чугров.
Грустная картина складывается: лежит в Ленинграде, в писательском доме прикованный к постели замечательный писатель, которого так любят молодежь и научные сотрудники. Лежит всеми забытый, беспомощный, книг его не издают…
Переведем дыхание — неужели все так безотрадно?
Действительно, за весь предыдущий 1937 год у Беляева не вышло ни одной книги. Зато — вышли два романа. При этом один — «Голова профессора Доуэля» — дважды: в газете «Смена» (февраль — март), а с июня по декабрь в журнале «Вокруг света». Второй роман — «Небесный гость» — с декабря печатается в пионерской газете «Ленинские искры». И публикация продлится до июля 1938 года. А в 1938-м из печати выйдут и книги. Сразу три: «Голова профессора Доуэля» в издательстве «Советский писатель», переиздание «Прыжка в ничто» — в Хабаровске, а в ленинградском Детиздате «Человек- амфибия»… И сверх того — еще два романа в журналах: ленинградский «Вокруг света» напечатает «Лабораторию Дубльвэ», а московский «В бой за технику!» — «Под небом Арктики»…
А если в свет три книги вышли в 1938 году, то к печати их готовили уже в 1937-м. И договоры с автором издательства подписали тогда же. Значит, обращение беспокойных ученых — в середине апреля 1938-го! — было совершенно излишним?!
Как раз в это время писательская судьба Беляева складывалась не то чтобы благополучно, а просто на зависть удачно. Поэтому, прочитав у Г. Кремнева: «Когда группа детских авторов, узнавшая на днях о тяжелом материальном положении Беляева, рассказала об этом правлению союза, раздались возмущенные голоса…», хочется присоединить к этому хору и свой голос: «А куда он потратил гонорары за пять романов? В шашки проиграл?..»
А тогда — в чем претензия? Посылают приглашения по почте? Ну, хорошо, а если с курьером? Беляев — что, вскочит с постели и прибежит на собрание?
Никто из чиновников не знает, что Беляев болен? А отчеты литфондовской поликлиники, из коих явствует, что медицинское обслуживание Беляева влетает Литфонду в копеечку? Это ж не протокол посиделки, куда десять писателей пришли, а трое не доехали — по своим причинам (не партсобрание ведь
