последние очаги сопротивления и несбежавшие боевики.
Прибывшим 16 декабря на подмогу Конно-гренадерскому и Ладожскому полкам работы уже не осталось.
Когда с восстанием было покончено, из Кремля вылез Дубасов и обвинил Семеновский полк в… убийстве мирных граждан (боевики ведь не солдаты, формы не носят!). Имена командира полка генерала Мина и командира «казанского» отряда полковника Римана стали нарицательными — теперь они значили «убийца» и «палач».
Эта византийская подлость Дубасова остается и по сей день необъяснимой.
С пониманием всего остального — дела обстоят еще хуже. Потому что вместо фактов нам подсовывают раскрашенные картинки.
Главной достопримечательностью Москвы 1905 года стали кровопролитные сражения на баррикадах. Они отражены в фильмах, живописных полотнах и скульптурных композициях…
Но это все чистая выдумка — на баррикадах никто не сражался, поскольку пункт 2-й «Советов восставшим рабочим» четко указывал: «
Оттого-то пункт 10-й гласил:
Восстание — это свобода проходных дворов.
Но непонятнее всего то, что стало причиной революции 1905 года.
Поскольку Октябрьский манифест о даровании свобод и парламента революционеров лишь раззадорил, можно с уверенностью сказать, что причиной революции было вовсе не бесправие. Экономические трудности? Но ни кризиса, ни голода, не безработицы не было… Что же было? А было то, что принято считать моментом, усугубившим ситуацию, только моментом, — война с Японией.
Нет народа, довольного своим правительством — налоги, равнодушие, произвол властей… Но Россия — государство особое, военное (Ленин, безбожно мешая времена и эпохи, даже разглядел здесь «военно-феодальный империализм»). И такому государству прощают многое, если не всё. Но только до тех пор, пока оно выполняет свою главную функцию: обеспечивает победу в войне.
«У России только два союзника — русская армия и русский флот», — неустанно твердил Александр III Миротворец.
В Порт-Артуре и на полях Маньчжурии Россия потеряла первого союзника, в Цусимском проливе — второго. Россия осталась в одиночестве, побежденная.
И кем побежденная?! Японцами, которых иначе как «макаками» никто не называл!..
Стыд и позор! Национальный стыд и национальный позор.
И виновные были налицо: бездарные генералы и продажные министры.
Оставалась последняя надежда — гарант российской мощи, Государь.
И 9 января народ пошел к царю с жалобой на министров. И был встречен пулями.
Тут бы царю выйти к народу и сказать, что приказа открыть огонь он не давал. Его, царя, и в Петербурге в тот день не было… И выгнать жадных министров, отдать под суд бездарных генералов. И тут же прилюдно объявить о нерушимом единстве царя и народа.
Но Николай не сделал ничего! И народ остался один[44].
Оттого в 1905 году и случилось небывалое: на российской территории появились республики. Три провозгласили себя в Польше — Заглебьевская, Островецкая, Славкувская… Две в Сибири — Красноярская и Читинская… Одна в Грузии — Гурийская. Столицами суверенных государств стали село Марково в Московской губернии и Старый Буян в Самарской. Были республики на один квартал — Симоновская (три улицы Симоновской слободы в Москве), Чечелевская (в Екатеринославе), Шулявская (в Киеве)… Объявили независимость Новороссийск и Сочи… Больше двух недель ни одна республика не прожила.
Иначе как анекдотическими такие государственные образования не назовешь. Их даже в советское время стеснялись.
Но то был не анекдот — это народ вынес власти вотум недоверия. Именно народ, а не кучка боевиков-дружинников.
Никто до сих пор не дал ответа на один вопрос: отчего восстание произошло в Москве, а не в Петербурге? Ведь если захватывать власть в централизованной России, то начинать надо со столицы (как через 12 лет большевики и сделали)!
Но в 1905 году ситуация была иной: Россия больше не признавала за Петербургом права на власть. И тогда встала Москва, вся Москва, а не 1200 боевиков-дружинников.
Вот записки Владимира Михайловича Зензинова, политкаторжанина, а при Ленине — политэмигранта:
«Строили баррикады с энтузиазмом, весело. Работали дружно и с восторгом — рабочие, господин в бобровой шубе, барышня, студент, гимназист, мальчик… На короткое время все чувствовали какую-то взаимную близость, чуть ли не братство — и потом все снова расходились по своим делам… Баррикады строил обыватель. Это было так весело! Разрушать и строить! Разрушать и строить! В постройке, казалось, было даже какое-то соревнование —
