оглушительный грохот. В тот момент мы подумали, что это гром, поскольку вечером бушевала гроза. А утром Нед обнаружил, что дверь в крипту взломана. Нед, почему бы тебе самому не рассказать профессору и его друзьям, что именно ты там обнаружил?
Лесник, неслышно вошедший в гостиную во время последнего обсуждения, откашлялся и продолжил ясно и сжато:
— Ну так вот, как все было-то. Я поначалу грешил на хулиганов; в глуши вроде как у нас всякое порою случается. Однако ж вхожу в крипту и вижу: нет, тут не хулиганье поорудовало! Идолища нет как нет, только повсюду на полу пыль лежит грудами, а тяжелые железные кандалы, что статую сковывали, разлетелись на части! И ни кусочка-то от этой статуи не осталось — одна только пыль, вот вроде как здесь в миске, как если б она взорвалась изнутри и разлетелась на мелкое крошево!
— Можете себе вообразить, как озадачило нас помянутое происшествие, — продолжал мистер Банистер. — В тот же день, ближе к вечеру, в усадьбе воцарился леденящий холод — даже для Бродшира такие морозы нетипичны. Стылый, нездоровый воздух просачивался во все углы; от стужи не спасало даже пламя в каминах. Разумеется, мы списали все на странные перепады климата, но, съездив в Пиз-Поттидж, обнаружили, что там с погодой все в порядке: температура ровно такова, как и следует ожидать в это время года.
— Все это до крайности интересно, — молвил профессор. — Нечто похожее нам довелось пережить и в Солтхеде по меньшей мере дважды.
— Сами видите, одни и те же явления происходят и здесь, и в городе, в точности как я предполагал! — воскликнул владелец «Итон-Вейферз».
— Что было дальше? — нетерпеливо осведомился доктор.
— На протяжении последующих двух месяцев мы были свидетелями целого ряда странных явлений — одного за другим. Леденящий холод то возвращался, то вновь исчезал, причем совершенно непредсказуемо, и зачастую приход его означал, что вот-вот случится что-нибудь необычное: в ночи раздавались необъяснимые звуки, мебель двигалась сама собою, в то время как в комнате никого не было, внезапно гасла свеча, какой-нибудь из портретов вдруг начинал вращать глазами… Одна служанка увидела в зеркале чью-то злобную физиономию и услышала издевательский смех. В другой раз конюх шел в сумерках через парк и вдруг заметил на берегу ручья коленопреклоненную фигуру. Он было подумал, что это какой-нибудь зверь, но ошибся: существо расхохоталось над ним и шмыгнуло в кусты при его приближении. К тому времени мы уже собирались провозгласить усадьбу сумасшедшим домом и дать объявление о том, что принимаем к себе пациентов, — мы были свято уверены, что близки к помешательству.
— Инциденты такого рода зачастую свидетельствуют о том, что дом наводнен призраками, — проговорил профессор. — Ревнивые духи насмехаются над живыми, тщась облегчить собственные муки. А что, в усадьбе никогда не происходило ничего похожего?
— На моей памяти — нет; Нед тоже ничего подобного не припоминает. Равно как и от тетушки я отродясь об этом не слышал.
— И пертурбации продолжались?
— Да; более того, с каждым днем ситуация ухудшалась. Кое-что мне довелось наблюдать своими глазами. Однажды вечером, лежа в постели, я услышал издевательский смех. Взяв свечу, я вышел в коридор, откуда, как мне почудилось, и доносился звук. Но в коридоре никого не было; там царил холод — и только. Вдруг что-то прошмыгнуло мимо, задев меня по ноге; я, верно, футов на десять вверх подпрыгнул, скажу я вам! Оказалось, это один из моих котов. Промчавшись дальше по темному коридору, зверь остановился, глянул на меня — и на мгновение мне показалось, что вместо морды у него человеческое лицо!
— А что это был за кот? — уточнил доктор, опасливо оглядывая гостиную.
— Не тревожьтесь, доктор, сегодня утром он в полном порядке, разгуливает себе по дому, где хочет. Теперь я подхожу к самой фантастической части моего повествования. Однажды вечером — с тех пор прошло никак не больше месяца — я сидел в гостиной нижнего этажа, занимаясь корреспонденцией, как вдруг на меня повеяло ледяным холодом. Вскорости послышалось, будто скрежещет зубами конь. Я поднял взгляд: в окно ко мне заглядывал Громовержец. Я просто примерз к креслу. Говорю вам, всем, кто есть: жуткое это дело — увидеть восставшего из мертвых.
— Вы уверены, что это был именно Громовержец? — осведомился профессор.
— Абсолютно. Отметина в форме молнии на лбу — в честь нее он и получил свое имя, — посадка и форма головы… да, это был Громовержец. Опасаясь спугнуть его, я тихонько поднялся с кресла, подошел к черному ходу и осторожно приоткрыл дверь. Оттуда я смог разглядеть коня во всей его красе. Я узнавал его внешние стати, знакомые мне в подробностях: изящную, выгнутую шею, великолепную грудную клетку, мощный круп, белые чулки на трех ногах из четырех — включая и сломанную, на которую он, кстати, опирался вполне уверенно, как если бы плоть его сделалась нечувствительной к боли. Так я лишний раз имел возможность убедиться: это действительно мой конь.
А надо сказать, что я всегда призывал его с луга особым, хорошо ему известным свистом. Я рассудил, что если теперь издам этот свист и конь откликнется, это послужит мне неопровержимым доказательством. Первая моя попытка оказалась безуспешной: во рту настолько пересохло от страха и дурного предчувствия, что я не сумел воспроизвести ни единой ноты. У меня просто руки тряслись. Однако ж я поднес дрожащие пальцы к губам и просвистел-таки привычный сигнал.
Отклика я и впрямь добился, но не того, которого ждал. Конь стремительно развернулся ко мне, опустил голову, прижал уши и уставился на меня таким взглядом, что мне стало жутко. С трудом возьмусь описать: в глазах его светились ярость и ненависть, и неизъяснимая злоба, и надменное презрение. Я подумал, он хочет смять и затоптать меня. Да, это и впрямь был мой Громовержец, но Громовержец, кошмарным образом преобразившийся!
Я поспешно захлопнул дверь — уж можете мне поверить! — и побежал за саблей. Потом созвал слуг и велел им вооружиться: задача нам
