Новая пауза. Доктор молчал, взвешивая про себя возможные альтернативы. А таковых было вопиюще мало. Сколько бы он ни пытался, вычленить из сознания химеру и сущий пустяк отчего-то не удавалось.
— Мне сдается, — ответствовал он медленно и осторожно, — сдается мне, с этой семьей я уже где-то встречался.
— Где же?
— Не могу сказать в точности. Это лишь ощущение, не более, возникшее в результате беседы очень и очень краткой. И чем дольше я об этом размышляю, тем более озадачен и заинтригован. Хотя, возможно, я не прав, говоря о семье, поскольку ощущение это касается одного только мистера Вида Уинтермарча. В толк не могу взять, откуда бы мне знать его жену и дочь.
— Может статься, вы имели удовольствие быть знакомым с помянутым джентльменом в далекой молодости, — предположил поверенный. — И, конечно же, с течением лет он изменился.
— Да, очень вероятно, что так.
В памяти доктора тотчас же возник образ новых обитателей Скайлингдена — какими предстали они перед визитером в гостиной, — и мистера Вида Уинтермарча в частности. Где же прежде видел он этого сурового джентльмена с эффектным ястребиным лицом? И когда? За буйными усами и бакенбардами, за насквозь пропитанными краской волосами, за морщинами, взявшими в осаду стареющее лицо, за накопленными наносами лет не просматривается ли разительное сходство с…
Доктор вздрогнул, пораженный сделанным открытием.
— В чем дело? — осведомился мистер Доггер, с трудом сдерживая любопытство. — Вы его знаете?
— Не уверен. Скорее всего я просто ошибся.
— Похвальная осмотрительность, сэр. Ложное обвинение порою чревато серьезными последствиями, — фыркнул поверенный, изрядно раздосадованный нерешительностью собеседника.
— Я никого не обвиняю, сэр, — резко парировал доктор Холл. Он сверился с часами, нахмурился и, вновь взяв в руки вожжи, направил лошадь в объезд чужой двуколки и вниз по холму. Не попрощавшись с поверенным ни словом, ни взглядом.
— Проваливай себе, Эскулап, — прыснул поверенный себе под нос, краем глаза наблюдая за уезжающим доктором. Постоял на месте еще немного, упиваясь лесным воздухом и собственными мыслями, до тех пор, пока грохот колес не затих в отдалении. А затем взялся за хлыст и продолжил путь, дабы своими глазами увидеть все то, что открывается взору в гостиной Скайлингдена.
Далеко внизу докторская двуколка, подпрыгивая на колдобинах, прокатилась по каретному тракту и въехала на Нижнюю улицу; сам же доктор, выбросив из головы неразрешимую загадку, сосредоточил все свое внимание на пациентах, которые к тому времени, надо думать, уже гадали, куда тот запропастился.
Глава 7
ЛЕГЕНДА ОБ ОЗЕРНЫХ БРАТЬЯХ
Тем же вечером — в то время как над округой лениво сгущались летние сумерки, и вот уже от солнца ничего не осталось, кроме слабого отблеска за изрезанной грядой Талботских пиков, — доктор Уильям Холл, завершив объезд пациентов и отужинав в одиночестве, задумчиво прогуливался по Нижней улице вплоть до самого ее конца. Наконец он поднялся по каменным ступеням лестницы, ведущей к «Деревенскому гербу». Вечер выдался на диво погожий; над головой перемигивались и мерцали звезды, да и гостиница, то есть «Герб», глаз радовала — уютный гостеприимный приют для покрытых дорожной пылью путешественников, славный постоялый двор с чистыми комнатами, чистыми постелями и цветочными ящиками на окнах; место, где простыни мягки и белы и пахнут лавандой, где кормят лучше лучшего, где сам хозяин и штат прислуги радушны и почтительны. Не одни только путешественники, но и многие другие подкреплялись и восстанавливали силы в «Деревенском гербе», ибо его массивная дубовая стойка и его развлечения жителями Шильстон-Апкота были ценимы ничуть не менее, нежели проезжающими мимо по каретному тракту.
Доктор пересек двор и подошел к двери — весьма тяжелой и старомодной; в середине ее, как раз на уровне головы, был вделан крохотный стеклянный «глазок», круглый, как «Скайлингденский глаз», однако далеко не столь зловещий. Войдя внутрь, гость снял в прихожей пальто и шляпу; восседающий на своем законном месте напротив регистрационной стойки коридорный оживленно болтал о чем-то с группой бездельников и праздных зевак.
— Вечер добрый, доктор, сэр! — громко поздоровался сей дородный, свирепо глядящий джентльмен с железной челюстью и неаккуратной стрижкой, великий визирь обувной ваксы и платяных щеток, сей лучший из носильщиков в плотно облегающем жилете и черных рукавах из каламянки. Рожденный под именем Альфред Снорем в городе Джей, на дальнем берегу озера, он в равной степени славился и под профессиональным своим псевдонимом как
