Бог вытащил из нагрудного кармана измятую пачку сигарет. Из недр захламленного зала печально и длинно пробили часы.
— Значит, так, — сказал Бог, с сожалением втягивая в себя жидкий серый дымок. — Если мальчик и берегиня все же прорвались, то следует соблюсти справедливость. Как тебя зовут, я забыл?
— Щек, — сказал Щек непослушным языком.
— Опять Щек. — Бог усмехнулся чему-то, понятному ему одному. — Хорошо. Чего ты хочешь?
— Свободы, — сказал Щек увереннее. — Я свободный человек. Я хочу наружу. А если…
Он готов был произнести сейчас самые страшные клятвы и самые нелепые угрозы, привести самые убедительные доводы в защиту своего права — однако речь его оборвали на корню.
— Да, — сказал Бог. — Очень хорошо. Может быть, ты неправильно понял, но никто не собирается тебя удерживать, Щек. Де… то есть берегиня с тобой?
Щек молчал, ошарашенный.
— С ним, — вмешался начальник стражи. — Если б не берегиня, фиг бы он ушел!
— Хорошо. — Бог снова склонился над своей игрой и осторожно перевел с позиции на позицию крохотную пульсирующую фигурку. — Идите, ради бога. Только ведь жить там, Щек, нельзя. Нечего кушать и нечем дышать, и отовсюду лезет такая-сякая гадость. Ты-то, может, и выживешь, а берегини, — он покосился на Дану, — берегини там и три дня не живут. Иди, только знай, что обратно под купол никто тебя не пустит. Иди.
Сигарета в его руке роняла красивый пушистый пепел. Начальник стражи смерил Щека торжествующим взглядом. Дана чуть слышно вздохнула и плотнее прижалась к Щековым ребрам.
Бог снова поднял голову:
— Ну что ты смотришь? Знаешь, чего мне стоит этот купол и те, кто под ним живут? Хочешь свободы — вперед. Беглец чер-ртов. Бунтарь. Повстанец. — Он скривил губы и вернулся к своей игре.
Снова стало тихо. Где-то в глубинах зала осыпался песок.
— Так, это. Вывести их? — несмело поинтересовался начальник стражи.
— Да, — резко сказал Бог. — Только дай ему бумагу и перо. Пусть напишет, что я скажу. Для очистки совести… моей.
Онемевшими пальцами Щек разгладил на колене поднесенный начальником жесткий бумажный листок. Вопросительно глянул на Бога.
— Я, такой-то такой-то. Согласен покинуть пределы купола добровольно и без принуждения. Я осознаю необратимость своего поступка и знаю, что ждет меня снаружи. Подпись. Все.
— И она пусть напишет, — предложил начальник стражи.
— Берегини по нашим законам недееспособны. — Бог вытащил следующую сигарету. — Идет с ним — пусть идет. Хоть и жаль. — И он снова глубоко затянулся.
— Я вам не верю, — сказал Щек. — Там. За куполом. Есть жизнь. Другая и… лучше.
— Очень хорошо, — отозвался Бог равнодушно. — Пойди и проверь.
Щек посмотрел на Дану — круглые синие глаза на узком лице.
— А если… — начал он, запинаясь, — если… вы мне покажете?
— Что? — удивился Бог.
— То, что… там. Чтобы я посмотрел.
Бог присвистнул:
— Надо же! Щек, ты мне либо веришь, либо нет, либо идешь, либо…
— Пусть идет, — усмехнулся начальник стражи.
— Они лгут, — тонко сказала Дана. — Купол… Не людей спасает от того, что снаружи, а то, что снаружи, спасает от людей.
— Как витиевато ты изъясняешься, де… то есть берегиня, — Бог равнодушно отвернулся к своей игре. Пробормотал, не поднимая головы: — А кто это тебе такое интересное рассказал, а?
— Разузнать? — деловито поинтересовался начальник стражи.
Дана снова вздохнула — Щек осторожно сдавил ее плечи.
— Фиг ты разузнаешь, — отозвался Бог голосом начальника стражи. После паузы добавил уже своим голосом: — Да и не надо. Зачем. Все равно.
— Там жизнь, — сказала Дана, — там небо. Жел-тое-желтое небо и синее солнце.
Бог фыркнул:
— Обычно бывает наоборот. Впрочем, там ничего нет ни желтого, ни синего. Ничего.
— Есть, — сказала Дана, — там деревья.
— Пожалей ее, Щек, — серьезно сказал Бог. — Не надо. Не ходи.
