— Я поровну делила! — возмутилась Лена.
— Ага. Посочиняй мне тут.
Вита отхлебнула бульона и закашлялась, переломившись пополам, под свитером ходили острые, совершенно птичьи лопатки. Раньше не было заметно, что она такая худенькая, наверное, из-за кожаной куртки. Подняла голову: мокрые пряди на лбу, слезы на глазах, сиплое дыхание. Снова понюхала бульон, составила в сторону и глянула исподлобья:
— Ты кружку ждешь?.. Я сама потом помою.
— Нет, — Лена приподнялась на полусогнутые и взялась за полог, — я уже… Может, тебе еще что-нибудь нужно?
Вита расхохоталась:
— А что у тебя есть?
— Ну, не знаю… попить… чай могу согреть.
— Чаю давай.
Она откинулась на спину, почти исчезнув в буграх и складках спального мешка, только белели тонкие пальцы, стиснутые на кружке, и тяжелое дыхание шуршало, будто сыпался песок. Лена приоткрыла полог, впуская бьющую наискосок морось. Чтобы нырнуть туда, в промозглую муть, надо было опять, в который раз, собраться с силами…
— Ленка, — тихо сказала Вита. — Ты попробуй. Сочини что-нибудь.
Разница есть.
Сочинители были всегда. Задолго до появления айтишников — люди сочиняли, точно зная, что никто никогда этого не запрограммирует, что в историях и картинах, составленных из мыслей и слов, нет и не будет никакого практического смысла.
Все равно это всегда было кому-то нужно. А не только железо.
Железо ржавеет — и это ровно то же самое, как айти выходит из строя, когда садится заряд или пропадает покрытие; и тогда уже не поделаешь ничего. А сочинитель свободен, не связан никакими условиями и ни от кого не зависим. Слово, образ, внутренняя картинка — это стержень, который не заржавеет и не переломится никогда, а выдернуть его получится разве что вместе с самой жизнью. Сочинять можно на краю света и под страхом смерти, в одиночестве и в толпе, беззвучно и в полный голос. Кусочек тортика в кафе — или целый мир, новый, удивительный и без дождя.
Это неправда, что наш мир изначально биполярен. Его все-таки сначала сочинили, а потом уже все остальное.
Можно попробовать.
И проверить.
— Голубое-голубое. Маленький кусочек пока, но зато с той стороны, откуда ветер дует…
— С наветренной. Как ты огонь развела?
— Слила немного топлива через шланг, как ты говорил, крышку потом на место закрутила… Вкусно? Там травы четырех видов, какие смогла опознать, и листья с липы и малины — я на опушке собирала, не бойся, не заходила далеко. В низине еще вода стоит, а на пригорке, где наши машины, уже подсыхает. Твой красавец, я смотрела, не очень загруз… Ой, обжегся?!
— Чуть. Горячо. Голова квадратная, черт, уже сегодня могли бы стартануть. Витка там как?
— Я заглядывала, она уже спала. Думаю, завтра будет в порядке. А она правда умеет сама ездить? Я думала…
— Умеет-умеет. И ты научишься у меня, сочинительница.
— Не обзывайся. Думаю, с утра и поедем. Позавтракаем теми грибами. Их, правда, не очень много. Я суп сварю.
— Не отравимся?
— Ну тебя. В общем, поедим, соберемся, вырулим на трассу, и… нам же не надо ни в какой город, правильно? Только в торговый центр и на айти- заправку.
— Нарушаешь уговор, Ленка.
— А где еще берут топливо? Я просто не знаю.
— С топливом засада, но мы что-нибудь по дороге сочиним. Торговый центр тоже как-то не очень… Ладно, давай дальше.
— Там же все равно никого не будет. Потому что выходные, или… ну, мы сами удивимся, поймем-то уже гораздо позже. В общем, нигде никого-никого. Мы возьмем только то, что нам действительно необходимо: инструменты, разные материалы. Кстати, в кофр оно все не влезет, надо будет прицеп взять у близнецов. Плюс продукты на первое время, зерно на семена. Как ты рассказывал про этого, забыла, который жил на острове…
— Робинзон Крузо.
— Кстати, Влад, откуда ты столько всего книжного знаешь? Признавайся, тоже хотел поступать на сочинителя?..
— Еще чего. Ну?
