— Почему вы отказались от своего намерения?
— Я… — Карлос замялся. — Не знаю. Наверное, я его пожалел.
— Вы уверены? Вы на самом деле пожалели этого человека, а не отказались от мести по другим причинам?
— Нет, — Карлос опустил голову. — Я не уверен. Я выследил его, но не смог… Не сумел убить. Не знаю почему. Извините.
Отборщик сверился с показаниями прибора.
— Хорошо, — сказал он. — Вы отдаете себе отчет, что вам предстоит, если пройдете отбор?
— Да. Отдаю.
— Вам не дорога жизнь?
Карлос задумался.
— Не знаю, — сказал он. — Меня не учили таким вещам. Я хочу жить, но я…
Отборщик не торопил, ждал.
— Но я чувствую, что моя жизнь не имеет большого значения, понимаете? Я не могу объяснить почему.
— Попробуйте все же, — мягко попросил отборщик. — Подумайте: у вас очень мало шансов уцелеть, всего один из ста. Но если вы уцелеете, вам долгие годы придется тяжко трудиться. Очень тяжко, без выходных, практически без отдыха. На износ. Поэтому я повторяю вопрос: вам не дорога жизнь? Почему вы готовы рискнуть ею, зная, что даже если выживете, вам солоно придется?
Карлос стиснул могучие кулаки.
— Послушайте, сеньор, — сказал он с досадой. — Я, наверное, не очень хороший человек и не очень умный. Кроме драки, я ни на что не гожусь. Но я чувствую, понимаете, я знаю: это дело — мое. Будь я проклят, если понимаю почему. Но оно мое, сеньор! Мое — нравится вам это или нет!
— Ваше имя, возраст, семейное положение, род занятий.
— Эстель Кампан. Двадцать девять лет, разведена, бездетна, бывшая преподавательница словесности.
— Мы ознакомились с вашей анкетой, мадемуазель Кампан. Вы пишете, что два года назад потеряли работу, затем вас оставил муж. Еще через полгода вы подверглись групповому изнасилованию. Скажите: вам после этого стала не дорога жизнь?
Эстель пожала плечами.
— Что значит «не дорога»? — устало переспросила она. — Жизнь дорога любому. Хорошо, пускай почти любому. Но есть вещи, которые гораздо важнее жизни.
— Даже «гораздо»? Например?
Эстель смутилась.
— Например, французская поэзия.
— Вы отдаете себе отчет, что вам предстоит, если пройдете отбор? Призрачные шансы уцелеть, и даже если они оправдаются, на новом месте вам будет не до французской поэзии.
— Ошибаетесь. — Эстель внезапно улыбнулась, весело и задорно. — Таких мест, где мне будет не до поэзии, не существует, месье. Есть только места, где поэзии затруднительно обучать детей. К примеру, то место, где я живу. Но затруднительно не означает невозможно.
Отборщик бросил взгляд на детектор.
— Другими словами, вы хотите рискнуть жизнью ради поэзии? Признаться, не слишком понятная позиция.
— Точно, — Эстель кивнула. — Не слишком. Я еще не встречала человека, который сумел бы понять. Но кто знает, вдруг я встречу такого там, в другой галактике? И он вдруг возьмет и поймет, ради чего готова сдохнуть тощая французская дура. Возможно, даже поймет, что поэзия тут особо и ни при чем.
— Вы не очень-то последовательны, мадемуазель, вам не кажется?
— Кажется, — Эстель вздохнула. — Я не очень последовательна, не очень самодостаточна и не очень умна, зато донельзя романтична. Я знаю, что пришла не по адресу, я не подхожу вам. Но у меня есть мечта, это вы тоже навряд ли поймете. Мечта, что все будет как надо, и не спрашивайте меня, что это значит. Спасибо за потраченное время, месье. Я пойду.
Отборщик поднялся, протянул Эстель руку.
— Не спешите, мадемуазель, — сказал он. — За последние месяцы через меня прошло около пятисот человек. Я отказал всем. Но вы… Я думаю, вы пришли по адресу.
— Ваше имя, возраст, семейное положение, род занятий.
— Клим Платов. Сорок восемь лет, холост, бездетен, пилот межпланетных космических судов.
Селекционер программы «Прорыв» укоризненно покачал головой.
