неприлично короткая юбка, а также блузка – из ткани столь легкой, что она, казалось, просвечивала, открывая взору многое из прелестей незнакомки. Яша аж поперхнулся: в таком вольном наряде не рискнули бы выйти на улицу даже желтобилетные девицы, промышлявшие по вечерам на Цветном бульваре. Но ни лейтенант, ни идущий рядом Николка, ни мрачный, высокий молодой человек в странного покроя сюртуке, вышагивающий за ними следом, не обращали на вольный наряд девицы никакого внимания.
Сзади послышался стук и какое-то сдавленное сипение. Яша обернулся – посреди двора стоял дворник Фомич и таращился на пришельцев. Даже метлу уронил – настолько обалдел от невиданного зрелища. Николка тут же подскочил к Фомичу и, схватив его за рукав, принялся что-то втолковывать; дворник только кивал как заведенный, не сводя взгляда с прельстительной девицы. Потом поднял свой инвентарь и побрел к дворницкой, то и дело озираясь на гостей – а ну как бросятся на спину или сотворят еще чего похуже? Николка же вернулся к своим спутникам; Яшу он вроде бы и не заметил.
– Пан гимназист, – не выдержал молодой человек. – Кто это… э-э-э… может, вам помочь чем? А то я подумал…
Николка обернулся. Он явно был раздосадован.
– Знаешь, Яш… ты прости, у меня гости, сейчас недосуг. Может, потом зайдешь?
– Ну почему же – недосуг? – вмешался неожиданно нашедшийся лейтенант. – Молодой человек, кажется, помощник господина Семенова? Я не ошибся?
Яков торопливо кивнул.
– Тогда, может быть, вы не откажете и мне в некотором содействии? – продолжал Никонов. – Видите ли, мои друзья только что прибыли в Москву и… как бы это сказать… одеты несколько не по моде. Я намерен посетить несколько магазинов готового платья, однако одному мне будет несколько неудобно. Могу я на вас рассчитывать?
Яша с готовностью закивал. Девица с интересом посмотрела на Никонова – в ее глазах так и читался вопрос: «Ну-ка, милый мой, что ты там затеял?»
– Но как же… – растерялся Николка. – А впрочем, ладно, господин лейтенант. Пойдемте в квартиру к господину Семенову, у меня ключ есть. А ты, Яков, пока подожди во дворе, мы сейчас…
Скрипнула дверь, и гости затопали вверх по лестнице. А Яша, как и было велено, остался во дворе – гадать, что еще приготовила ему сыщицкая судьба…
Глава 8
Два дня в дороге вымотали нас совершенно. Палящая жара, непроницаемая завеса пыли, висящая над караваном паломников, псалмы, толчея на любой остановке. А уж ослы! Кажется, более зловредных созданий в мире не сыскать. Ослов мы наняли еще в Триполи, когда караван в Маалюлю только готовился к отправлению. Основная масса паломников собиралась идти пешком; для поклажи в складчину нанимали тарантасы на огромных колесах, запряженные ослами. Кто побогаче, искал ослов для езды верхом. Скорости такой способ передвижения не прибавлял; однако же давал возможность двигаться в некотором отдалении от основной группы, раньше нее прибывать к удобным местам для стоянок и, отдохнув, трогаться в путь, когда пешие паломники только-только подтягивались к месту вожделенного привала. Вместе с ослом здесь принято было брать проводника-мукари; обыкновенно это молодой человек лет двадцати, из местных арабов. Все мукари состоят, кажется, в родстве друг с другом. Любой из них знает с десяток слов по-русски; всякого русского мужчину они называют Иваном, женщину – Марией. Ваня поначалу дергался, когда любой встречный араб обращался к нему по имени, но потом привык и перестал обращать на это внимание.
Ослов решили нанять и братья купцы, а также несколько состоятельных паломников-старообрядцев. Узнав об этом, арабы пригнали множество животных. Все они были очень мелкие, с сильно потертыми боками, с кровавыми подтеками на шее. Я выбрал пару животных пободрее с виду, с более- менее сносной сбруей из веревок. Арабы кругом кричали, перебивая друг друга, пытались что-то непонятное втолковать.
Покупка состоялась; пора было садиться в седла. Паломники, из самых робких, взгромождались для этого на камень; Ваня, узрев сию картину, тут же иронично хмыкнул: «Сажальный камень», – и ловко вскочил на своего росинанта. Забрался и я; не успел еще освоиться в седле, как скотина рванулась в сторону и бросилась бежать со всех копыт. Я едва-едва удержался; арабы бежали сзади и кричали: «Хорош! Хорош!» Оказывается, осла нарочно кольнули шилом сзади, чтобы он проявил такую прыть.
Шило заменяло местным наездникам и шпоры, и хлыст, и прочие премудрости верховой езды; оттого шеи животных были в кровавых потеках – следах бесчисленных уколов шилом. Попытки обращаться с ослом как с нормальной лошадью к результату не привели. Подлая тварь то и дело норовила встать посреди пыльной дороги; на всякие попытки стронуть ее с места принималась хрипло орать. Пришлось скрепя сердце прибегать к шилу – этот язык серые скоты понимали.
Кое-кто из «верховых» паломников решился обзавестись бедуинским платьем удивительно простого покроя. Верхний плащ, или, по-арабски, аба – это две прямоугольные полки, пришитые к квадратному куску полосатой материи с боков и сверху. Ни рукавов, ни воротника, ни карманов, ни петель, ни пуговиц. Только верхние углы плаща не зашиты, чтобы в оставленные отверстия можно было просунуть руки. Штаны тоже своеобразного покроя. Сшивают два прямоугольных куска бумажной материи с боков и снизу, так что получается мешок, не глубокий, но очень широкий. Внизу по углам оставлены несшитые места для ступней, а верхний край мешка стягивается шнуром около талии. Головной убор, или куфия, опять-таки представляет собой простой
