– Да-да, иди, Джинкс, – подтвердил Костоправ. – А то дождешься, что…
– Не смей называть его по имени! – прорычал Симон.
Он схватил Джинкса за руку и зашагал по тропе прочь. Джинкс оглянулся, боясь, что Костоправ последует за ними и высосет их души. Но тот просто стоял, смотрел им вслед и улыбался.
Симона окутывал ярко-красный гнев. Джинкс подождал, пока тот выцвел до тускло-оранжевого, и только тогда спросил:
– Это и вправду был Костоправ?
– Он самый.
– Мне всегда говорили, что он по-настоящему злой волшебник.
– Правильно говорили.
– А с виду…
– Не суди о людях по виду, – сказал Симон. – И никогда не приближайся к нему, Джинкс. Никогда.
Об этом Симон мог не беспокоиться – кто бы стал к нему приближаться? Улыбка Костоправа никого одурачить не могла.
– У него в мыслях ножи были.
– Не сомневаюсь.
– Нам повезло, что мы шли по тропе, – сказал Джинкс.
– А, так ты думаешь, что он мог причинить нам вред? Что он более могущественный волшебник, чем я? Ты так думаешь?
– Нет, – ответил Джинкс, именно так и думавший.
– Набраться силы так, как это делает
– А… А что…
– И я ему ничего не должен!
Глава восьмая
Заклинание, в котором было что-то неправильное
Симон вел себя странно – даже для него. Не стряпал, да и ел всего ничего. Сидел целыми днями, изучая книгу в красном кожаном переплете, сравнивал ее, страница за страницей, с другими книгами, обходил мастерскую по кругу, а потом повторял этот обход, но уже пятясь назад, бормоча себе под нос.
На вопросы Джинкса о Костоправе он не отвечал. Джинкса же особенно интересовало, что имел в виду Костоправ, когда сказал:
Однажды Джинкс проскользнул в мастерскую, когда в ней не было Симона, надеясь выяснить, что тот задумал. И увидел на самой верхней полке завязанную узлом красную в горошек косынку Дамы Гламмер. Джинкс вспомнил, как Симон засунул ее в карман, когда они покидали дом ведьмы после того загадочного разговора о магии корней. Он потянулся к свертку, однако в нескольких сантиметрах от него рука уперлась в какую-то преграду. Джинкс попытался добраться до свертка и сверху, и сзади. Казалось, что он защищен невидимым стеклянным колпаком. Симон явно наложил на него какое-то охранное заклятие.
Впрочем, Джинкс не сомневался: если он дотянется до платка и развяжет его, то увидит корни.
«Магия корней творит то, чему вообще не следует видеть свет дня», – сказала Дама Гламмер.
Охранное заклятие не мешало свертку испускать холодный мертвенный запах – или создавать такое ощущение. Ощущение несправедливости. Злого дела, которое уже не поправишь. Ледяной, вкрадчивой гнусности. Джинкс вспомнил о чувстве вины, которое он заметил в Симоне по пути к жилищу Дамы Гламмер. И спрыгнул со стола.
Тут на глаза ему попалась книга в переплете из темно-красной кожи. Та, на которую Симон тратил в последние дни так много времени. Обычно Симон не оставлял ее лежать на столе.
Джинкс открыл книгу, полистал. Книга была написана на неведомом ему языке. Он увидел рисунок, изображавший бутылку. А в ней – неясные очертания человеческого тела.
Джинкс перевернул несколько страниц. Картинки – какие-то замысловатые символы, возможно, те, которые полагается копировать с помощью мелка?
Тень Симона легла на страницу. Джинкс оторвал взгляд от книги.
– Немедленно закрой ее, – велел Симон.
Джинкс торопливо захлопнул книгу и опустил ее на рабочий стол. Он ожидал, что Симон рассердится – прежний Симон, тот, какого он знал, так и сделал бы. Однако этот странный новый Симон повел себя иначе – встревожился, показалось Джинксу. Вот появились зеленоватые облачка… чего? Может быть, страха? С чего бы это чародею пугаться?
