– Э-э… ну… это страна, в которой нет деревьев, – промямлил Джинкс. Он не сводил глаз с Костоправа, но, собственно говоря, никакого вреда в том, чтобы описать Самарру, не видел. – Дома там стоят вплотную друг к другу, а люди носят яркую одежду. И еще там очень жарко.
– Ага – значит, ты и вправду побывал в Самарре, – сказал Костоправ.
– Если там нет деревьев, они, наверное, были бы не прочь завязать торговлю с Урвальдом, – сказал Ривен.
– Как это? Зачем? – удивился Джинкс.
– Чтобы дерево получать, – пояснил Ривен.
– Не думаю, чтобы деревья Урвальда смогли расти в Самарре.
– Я не про живые деревья, – сказал Ривен. – Я про древесину.
Придумал тоже! Это же все равно что людей продавать на мясо.
– Стало быть, с товарищами по магии Симон секретами Самарры не поделился, а тебе их доверил, – сказал Костоправ. – Скажи, как ты оказался в его власти?
От того, что он расскажет об этом, тоже, наверное, вреда никому не будет, верно?
– Ну, я заблудился в лесу, – сказал Джинкс.
– Так-так, – Костоправ бросил в пламя огрызок яблока, и тот зашипел. – В жизни это бывает – заблудился в лесу.
Джинксу начинало казаться, что, может, ему и не стоило распространяться о Самарре. Все-таки он выдавал секреты Симона. Да, наверное, зря он это сделал. Хотя, если Симон и вправду, ну… убил его, Джинкс больше ничем ему не обязан. Он вообще не знал, кому может верить. И чувствовал себя преотвратно.
Он посмотрел на Ривена и Эльфвину – интересно, что они думают? Эльфвина могла бы и раньше сказать ему, что ее заклятие требует говорить только правду. Значит, и ей доверять нельзя. Впрочем, поймав ее взгляд, он понял, что Эльфвина сожалеет об этом.
– Ты ведь знаешь о магии жизненной силы, я правильно понимаю? Той, что использует саму жизнь, преобразуя ее в магию, – сказал Костоправ. – Большинству чародеев приходится опираться только на собственную жизнь. Но когда в руки чародея попадает чья-то еще, – о, тогда его сила удваивается, а то и удесятеряется.
Костоправ задумчиво уставился в огонь.
– В особенности если владелец жизни все еще жив.
– А почему? – спросила Эльфвина.
– Потому, разумеется, что плененная жизнь продолжает расти. Ведь печень по-прежнему порождает силу.
– Печень? – удивился Ривен.
– Печень того, кому принадлежала жизнь, – пояснила Эльфвина.
– Да, – Костоправ по-прежнему смотрел в огонь. – И естественно, сила Симона уменьшится, если наш Джинкс… перестанет быть живым.
После этих слов все погрузились в тягостное молчание.
– А что такое магия смертной силы? – спросил, наконец, Джинкс. Он постарался задать этот вопрос небрежным тоном. Не нужно, чтобы Костоправ понял, как он испуган.
– Разве Симон тебе о ней ничего не рассказывал?
– Он сказал только, что никогда к ней не прибегает, – ответил Джинкс.
– Так и сказал?
– Так что же это? – повторил свой вопрос Джинкс.
– Магия, которая использует силу смерти.
– А в смерти силы больше, чем в жизни? – спросила Эльфвина.
– Зависит от обстоятельств, – ответил Костоправ, но в подробности вдаваться не стал.
– Урвальд обладает жизненной силой, – сказал Джинкс. Вообще-то он просто подумал это, не собираясь произносить что-либо вслух.
Костоправ фыркнул.
– О, безусловно. Но не каждый чародей способен ее использовать.
Тут уж Джинкс промолчал. Он хорошо помнил, как сила деревьев поднималась от его ступней.
– Магия Урвальда полностью отлична от магии чародеев, – продолжал Костоправ. – Смешивать их не следует. Ну хорошо. Вы хотите избавиться от ваших заклятий. Но мы еще не договорились о плате.
– А вы и вправду можете это сделать? – спросила Эльфвина.
– Я чародей, юная леди.
Джинкс расстегнул верхние пуговицы рубашки, залез в потайной карман и выгреб все его содержимое.
– У меня есть пять серебряных полушек, – сказал он.
