– А еще буря сожгла нам псевдокопию геады, – заметил Дэн. – А без нее вся оснастка почти мертва. Осталось только ручное управление. И сигнал на метасеть все время пропадает… И со станцией связи нет.
– Ничего не понимаю, – сознался ему Влад. – Помнится, этот шаттл-деймодиоскура потому и назвался деймодиоскурой, что ему присуще выдерживать солнечные гипервсплески. А эстуарии, кажется, снова куда-то пропали…
И пока он это говорил – шаттл, ведомый Дэном, продолжал неумолимо скатываться вниз по нисходящей глиссаде, почти не маневрируя. Пока, следуя по наугад просчитанной траектории, на внесистемном расходе энергии не совершил последнего пологого захода прямо в ледяную крошку какого-то озерца. И замер на многоколесных шасси, в точности повторявших все неровности посадочного рельефа.
– Ну, вот и все, – вздохнул Влад, отстегивая ремни. – Самая пора нам теперь настала немного пройтись. Осмотрим повреждения снаружи – чтобы определить, какая часть крыльев уцелела, и безопасен ли шаттл… А потом пойдем искать какого-нибудь убежища. Да, и не забудьте одеться в скамандеры, – напомнил он своим сотоварищам. – Снаружи ведь все еще нет ни настоящего воздуха, ни тепла. Хотя, может быть, всего этого тут и будет когда-нибудь вдоволь – лет эдак через триста.
И он был прав. В некоторых марсианских подземельях – даже по тем временам – уже существовали и безмятежные, оттаявшие от ледников лагуны и заводи; и пригодный для людей воздух. Полностью восстановленный из ледника в некоторых изолированных подземных пустотах и хорошо прогретый. Но вне всего этого на поверхности пока никак нельзя было обойтись без защитных скамандеров, которые, к счастью, были на удивление легким и удобным походным снаряжением. Или, точнее, обычной верхней одеждой всех поисковиков, предназначенной для свободных прогулок по просторам Марса.
…Комплекты скамандеров, как это и было предусмотрено в каждом шаттле экспедиторов, обнаружились строго на своих местах: по обратную сторону спинок сидений-адаптеров. Но, как оказалось, кроме них Дэн не взял с собой в путь больше ничего: ни припасов; ни переговорного устройства для связи со станцией – стрейт-скайбера; ни оружия – чтобы выстрелами в скалы подать знак о своем местопребывании. Да и зачем? – все успокаивала себя Эстелла. Их и без того через сутки все равно бы нашли: по отраженному от марсианских лун сигналу лэндконтаминатора. Но необходимо было выйти наружу, для того чтобы убедиться, что поврежденный шаттл больше не полыхал, как раньше, изнутри всех своих турбин. И что пребывание в нем до прибытия тральщиков, спасательных кораблей было безопасным; настолько, что другого убежища искать бы не пришлось.
Ну а в ином случае – экипажу действительно пришлось бы рассчитывать разве что на милость судьбы. Поскольку смеси дыхательного конденсата в их кислородных масках едва ли хватило бы на несколько часов. И тогда бы им ничего больше не осталось, кроме как рисковать своими жизнями в скалах; или же вернуться в энергонестабильный шаттл.
Но об этом, последнем их выборе, Эстелла старалась пока не думать. И просто сделала то, что сказал Влад. Вот она натянула на себя, поверх своих полетных одежд, легкий комбинезон из блестящих светонейтрализующих тканей – с яркими опознавательными полосками своей станции – раз… Затем нырнула в объемистые мягкие ботинки – два; увенчала себя, словно тиарой, и покрыла лицо прозрачной маской с небольшими баллонами кислородной смеси – три…
А затем, в довершение всего этого, набросила на себя верхний термосберегающий плащ, чтобы защититься от песка и ветра. И – все. Хотя, наверное, в ясную и спокойную погоду можно было обойтись и без него.
И точно так же теперь стали выглядеть и Становский с Дэном.
…А потом, следуя друг за другом по небольшому трапу, они спустились наружу.
Однако Становский первым ступил на ледник. Или, точнее, в покрывавший дно распадка соарс: в многослойный ледяной наст, который весь мелко раскрошился от постоянного выветривания.
Но соарс весь смерзся – и под ним, похоже, не было никаких обвалов или скрытых овражков. Да и потом, если бы плотность соарса не была достаточно велика – то как бы тогда на нем устоял шаттл? А значит, от этого пустынного распадка в Риберийских скалах – пока нечего было ожидать подвоха…
– Где-то здесь, недалеко, почти над самым шельфом, есть Риберийская стоянка археологов, – сказал Становский, тщательно протаптывая соарс. И, обернувшись, издали взглянул на Эстеллу; и во взгляде его, как показалось ей тогда, она различила разом тревогу, ожесточенность и сожаление. – Но я не уверен, что смогу нас всех туда вывести… Да и не знаю, хватит ли у нас кислорода на такой путь…
Но она, вместо того чтобы согласиться с ним или же опровергнуть все то, что он сказал, вдруг произнесла:
– Если и с нашей станцией связи нет – значит, наверное, у них тоже могут быть повреждены маяки…
И снова, стоя чуть в отдалении, указала своим сотоварищам на шаттл.
Который теперь из-за крушения было почти не узнать.
Всего несколько часов тому назад, покидая авиадром, он был почти неотличим от цвета вулканических скал. Но следы пламени в соплах-турбинах, дочерна опалившие оба его трехступенчатых крыла, оставили на его нанохромном покрытии устрашающие темные росчерки и продольные отметины. А это означало только одно: что все его энергопроводящие системы – по какой-то непонятной причине – дочиста выгорели изнутри. Хотя и трудно было представить, как такое вообще могло стать возможным.
Неповрежденной оставалась только та его часть, где находились люди. Но лишь потому, наверное, что вверху, над кабиной, обшивку сменял архитраж: сплошная система «окошек»-гальвапентеров из прозрачного цитраволокна и небольших связующих перекрытий, дававшая превосходный обзор. Во всем же
