– Ваш брат чекист отставным никогда не бывает.
В меня словно плеснули кипятком. Никакой опыт не приучает быть равнодушным к подобным неожиданностям…
Судя по всему, что перед началом поисков я узнал и прочёл о пропавшем Махонине, – начиная с конца прошлого года, он заволновался. Казалось бы, чего бояться столь заслуженному человеку, кумиру страны, живущему в уютной усадьбе под самой столицей, с охранниками и штатом, исполняющим малейшие его желания? Ан нет. Близкие рассказывали о какой-то непонятной нервозности Павла Дмитриевича, о его внезапных запоях, срывах и скандалах, которые генерал закатывал, можно сказать, на ровном месте. А разговоры в узком кругу? Всё о смерти, о том, как «мало мне, ребята, осталось топать по этой земле», о каких-то вещах, кои «не надо знать людям для собственного спокойствия»…
Скоро мне стало ясно: много лет спустя после того злосчастного полёта на МКС и своего чудесного спасения герой впервые заговорил. Я понятия не имел, о чём именно, об этом нас не информировали, но знал точно, что Махонин «в таком учреждении» дал ту самую подписку… И вдруг – прокололся. Может, спьяну или просто надоело хранить распиравшую его тайну, но вот взял да и рассказал кому-то, что именно случилось тогда на орбите, в тысяче двухстах километрах от Земли, и почему, взорвавшись, разнёс к чертям всю станцию новый ускоритель. (Если, конечно, это он взорвался…) А этот кто-то – оказывается, отставной генерал-майор ФСБ Слегин, – без заминки передал исповедь Махонина, как говорили наши деды, в компетентные органы. И космонавт каким-то образом об этом дознался (знакомых-то вон сколько, и в самых высоких сферах!). Дознавшись же, впал в жестокую депрессию и заблажил. Опасная, видать, была тайна – из тех, с которыми жить нельзя… Запил, заметался. В конце концов, просто снял денежки со счёта, и… поминай как звали! Ищи на просторах необъятной Родины. Знал Махонин, какой топор висит над ним, что грозит разболтавшему такое. Бросил весь уют и роскошь своей дачи – и ударился в бега. Я его нашёл, поскольку особого труда, при моём профессиональном опыте, это не составляло. И разыграл эту нехитрую сцену с копанием в якобы заглохшем моторе «Лады».
А он меня вычислил.
Честное слово – я чокнулся с ним, испытывая изрядное облегчение! Больше не надо было притворяться. Со вкусом я вытянул свою водку из стаканчика… и понял внезапно, чего именно мне хочется в эту минуту больше всего. Кровь из носу – я хочу узнать его тайну! Тайну, которая убивает. И которая скоро уложит генерала Махонина в сыру землю, посреди ближайшего соснового бора, у речки Синюхи.
– Вот интересно, – сказал я, – всё-таки, почему вы столько лет молчали – и только теперь…
– «Арес», – резко перебил он, и мне показалось: что-то срастается в мозгу, становится почти понятным… но не до конца. Один только намёк на понимание. Слегка леденящий.
«Арес» – это был широко распубликованный проект марсианской базы. Команды четырёх стран, в том числе и нашей, в конце года должны были вылететь на американском корабле к Марсу, ещё через три месяца совершить посадку и начать строительство герметичного купола. Затем, один-два раза в год, корабли-автоматы подвозили бы им материалы. Затея стоила десятки миллиардов – и, как я понимал, руководители и патроны проекта, вплоть до первых лиц государств, намеревались часть этих денег, мягко говоря, отвлечь на иные нужды… Так что любая попытка помешать развёртыванию программы встретила бы ответ скорый и беспощадный, благословлённый в самых высоких сферах.
– И что «Арес»? – невинно спросил я, наливая по следующей.
– Что – «Арес»? Не будет никакого «Ареса», вот что…
Я насторожился пуще. То ли генерал к старости лет стал пьянеть от пятидесяти граммов, – впрочем, два дня голодухи могли вконец ослабить, – то ли вправду знал нечто ошеломительное.
Истинными оказались оба предположения. Маленько путаясь в словах, с глазами, уже мутнеющими, вертя в руках никелированный стаканчик, беглец выложил мне всё. Его просто несло. Лишь потом мне пришло в голову, что ко всему он ещё и воспользовался последней возможностью поведать миру об этом. Не прожжённым циникам, стоящим во главе стран – негодяям, вполне бездушным и готовым ради своей выгоды принести в жертву сколько угодно людей, – но обычному офицеру спецслужбы, который, может быть, тоже когда-нибудь за дружеским застольем проболтается о жутком открытии Махонина…
Итак, рассказывал генерал сбивчиво, по несколько раз возвращаясь к одному и тому же, и не все вещи называл так, как принято в науке. К счастью, я в старших классах школы состоял в астрономическом кружке и помнил ещё много чего, в том числе и термин, полный мрачной романтики: молчание Вселенной. Полное отсутствие любых свидетельств о наличии внеземного разума.
В общем, я сообразил главное.
Ускоритель, собранный на МКС, работал без перебоев – и именно так, как от него ожидали. Трудился он и тогда, когда учёные мирно почивали, спали члены экипажа станции. Один лишь Махонин, не испытывая никаких предчувствий, использовал часы своего дежурства для того, чтобы поиграть с компьютером в покер («причём я у этого дурака легко выигрывал»). Вот тут-то всё и случилось.
Нет, лётчик не услышал грохота взрыва, не почувствовал сотрясения или удара. А может быть, ничего этого и не было. После некоего неуловимого мгновения, подобного переходу в сон, Павел Дмитриевич обрёл себя уже барахтающимся в черноте. Вокруг, подобно разбросанным драгоценностям, медленно расплывались в разные стороны обломки МКС. На фоне мирового провала любой перекрученный кусок стали выглядел, словно изделие ювелира. Не сразу Махонин заметил в чудовищной глубине, вокруг, со всех сторон, холодно-внимательные огни звёзд. Он плыл в шаре из далёких, ровно горящих
