Есть и другая опасность. В универсуме много юных рас, «студенческих», «школьных», а то и «ясельных». Они ещё не полностью вакцинированы наставниками от бацилл эгоизма, жадности, соперничества за территории или за материальные блага. Если мы, не видящие в жизни ничего, кроме грызни всех со всеми за лакомый кусок; мы, начинённые суевериями вместо знаний, похотью вместо любви, завистью вместо милосердия, мы, любители анатомировать заживо своих ближних в пыточных застенках, чудовищные насильники над зелёным и звериным царствами, отравители планеты; мы, чётко разделённые на горстку жирующих хозяев жизни и массу рабов, едва сводящих концы с концами, мы, готовые сжигать миллионы себе подобных в атомной топке, – если мы соприкоснёмся с молодой порослью галактик, то можем заразить её опасными, разрушительными соблазнами. Потом старшим будет намного труднее привести заблудших учеников на путь истинный, тем более что «воспитание» подопечных осуществляется в Метагалактике без насилия и вообще без каких-либо методов, ломающих свободу воли. Наши земные сказочки о «прогрессорах» там сочли бы нелепыми и дикарскими… Словом, землян ещё и потому не пускают в межзвездье, что мы – дурно воспитанные дети с паршой и чесоткой.
Пару раз Махонин пытался было вступить в диалог с теми; говорил обо всех, что припоминал, вершинах земного гения, о революциях против угнетения, о благородных людях, жертвовавших собой во имя добра и справедливости. В общем, старался доказать, что не столь уж беспросветно черна жизнь на Земле. Ему ответили примерно так: «Нечто подобное есть во всех сообществах разумных. Но в значительно больших масштабах. Потому что у вас это не благодаря, а вопреки общему ходу истории»…
Нас, должно быть, просто изучают, как редкостных ядовитых тарантулов. Нет, нет, никаких зелёных человечков, гоняющихся за пухлыми блондинками, никаких похищений и садистских экспериментов на борту НЛО или чипов, вживлённых в мозг, – всё это чистая шизофрения. Мы не чувствуем, что за нами наблюдают, как те же тарантулы не подозревают о нацеленном на них издали длиннофокусном объективе. Возможно, их убеждения требуют сохранять всё многообразие космических видов. Держат нас в террариуме со всем необходимым для жизни, но с наглухо затемнёнными стенками. Вернее, тысячи лет подряд проецируя на эти стенки сказочный фильм…
У нас в школьном кружке бывали настоящие астрономы, и один из них рассказал поразившую меня вещь. Оказалось, жил на свете такой физик – Дэвид Бом, кажись, приятель Эйнштейна; и он, этот Бом, вроде бы доказал, что вся Вселенная – голограмма. Два электрона порой «чуют» друг друга хоть за миллиарды километров и взаимно влияют… Взаимодействие с быстротой выше скорости света в материальной среде немыслимо, значит, Космос не материален. То, что мы видим, не действительность, а объёмное изображение. Возможно, даже мнимо объёмное. Где стоит «проектор» и кто им управляет, есть тайна тайн…
Итак, мы не видим не только вечного праздника звездожителей – от нас намеренно скрыты фундаментальные законы бытия. Махонину даже намекнули, что тем точно известна посмертная судьба разумных существ. Но нам – не услышать громозвучную музыку сфер, не возлечь на пиру богов. Мы – в КАРАНТИНЕ.
Напоследок Махонину была явлена рыже-красная твердь, усыпанная камнями, под чёрным ледяным небом. Ему дали понять: земляне затеют стройку в этом гиблом месте, но она не осуществится. Повторит судьбу Вавилонской башни или большого храма в Иерусалиме, который тщетно пытался отстроить Юлиан Отступник[3].
Вслед за тем, как разлетелась МКС, Павел Дмитриевич провёл в пустоте семьдесят с лишним часов. Поседевшего, полубезумного, его подобрал корабль многоразового использования «Сома», снаряжённый индийцами для полёта к Луне.
…После того буйного и весьма закрытого «корпоратива», приуроченного к дате, которую сознательные товарищи называли Днём Советской Армии, а дети перестройки – Днём защитника отечества (ветеранов Куликовской битвы, что ли?..), мы почему-то крепко запомнили бонмо[4] пиратского вожака. «Мёртвые не кусаются…» И пользовались этим оборотом, вместо того чтобы сказать прямо: ликвидировать, убить. Или даже просто упоминали имя знаменитого пирата. Благословляя меня на поиск беглого космонавта, полковник Лысцов тихонько сказал напоследок: «Ну, и там… как говаривал капитан Флинт… в общем, ты меня понял». Это значило: Махонин должен быть найден, а затем – ему следовало исчезнуть. Мало ли что! В наше демократическое время, даже находясь за самыми толстыми стенами, герой может получить возможность что-нибудь кому- нибудь ляпнуть. Корреспонденту. Адвокату. Охраннику. Стало быть…
Год назад международное сообщество всерьёз взялось за подготовку к строительству «Ареса». Первые миллиарды поплыли в марсианскую даль, конечно же, частично застревая на счетах нынешних капитанов Флинтов, и наших, и западных. И – сначала исподволь, затем всё более откровенно стал нарастать протест. Учёных, деятелей культуры, просто неравнодушных граждан. Не то чтобы люди были в принципе против освоения Космоса, но… Уж очень преувеличенными казались траты, особенно рядом с мировыми язвами – голодом, нищетой. Ко времени ли – эта база, купол и бункер в миллионах километров от Земли, нашпигованные современнейшей техникой и электроникой? Какой от неё прок, когда ещё и ближайшая Луна-то почти не тронута?
Заколебались весы. За отмену программы «Арес» начали выступать видные политики, партии, князья церкви. Давление растёт. Нынче – добавочный камешек на чашу протеста может решить дело. Что, если откроет рот человек-легенда, дважды Герой России? Да ещё со своим новым ореолом беглеца, преследуемого беспощадными государственными агентами? Ай-ай…
Доставая термос со сладким крепким чаем, свинчивая колпачок и ставя рядом пластмассовую чашку, – я дослушивал уже совсем путаный рассказ Махонина и думал, думал… Интересно, тем-то зачем прикрывать «Арес»? Горожанам Вселенной? Болеют за деньги наших налогоплательщиков? Ой, вряд ли… Неужто купол на Марсе даст своему экипажу шанс узнать слишком много? Не поставят ли там какой-нибудь КЛК новейшего поколения, способный
