Грязный, смрадный, помятый, но несомненно живой Лео выкатился под ноги полисменов. Полковник принюхался и отступил на шаг.
– Бедняга отродясь плохо играл в шахматы. Ферзь d2 – d4 – а потом ход конем, шах и мат. Кодом были другие координаты. И у вас десять минут, чтобы унести отсюда трясущиеся зады.
Полковника отшатнуло. Капитан Арчибальд продолжил:
– Считаю долгом предупредить – отсчет пошел, код сработал. Если вы пустите сон-машинку, «Хелена» всё равно взлетит, но потом упадет на город. Наши жизни столько не стоят. Пошел вон! Вива команданте!!!
– Вива! – откликнулась команда. Сорванным голосом Марисабель добавила, куда именно нужно идти и какие препятствия ожидают в дороге бравого подлицая, его коллег и самого всенародно избранного. До самого старта она не повторилась ни разу. Полисменов едва успели эвакуировать, оборудование погибло – но город не пострадал. Поэтому господин полковник впоследствии потерял лишь погоны.
Старушка «Хелена» оделась в белое пламя и с ревом оторвалась от земли. Флаг подняли в кают-компании. Через тридцать минут на всех каналах планеты транслировали нравоучительное зрелище – взбунтовавшийся фрегат А-класса распадается на атомы под ударом ракет внешней охраны.
…Номеров корабля, правда, было не разглядеть, и картинка рисовалась нечеткой, мутной. И частные голографы ещё месяц не могли пробиться за стратосферу сквозь упорную магнитную бурю. И какой-то фрегат А-класса ещё год грабил прогулочные яхты за поясом астероидов, а потом, прорвав кордоны, улетел на Тортугу. И за флаг витальеров, нарисованный на стене или вышитый на рубахе, сами знаете, что бывает.
А мальчишки в бедных кварталах до сих пор играют в бесстрашного Арчи и старт «Хелены», и девчонки дерутся за имя Марисабель. И хоть кто-то из них обязательно вырастет человеком, способным своим телом заткнуть пробоину на борту. Правда, Генри?
Владимир Аренев
Валет червей, Повелитель мух
На кладбище я поселился не сразу, месяцев через шесть после конца света. К этому времени все, кто мог оттуда уйти, – ушли. А оставшиеся, хотели того или нет, должны были послужить моим целям.
Те, кто живёт в городе, им тоже служат, вот уже многие годы подряд. Они зовут меня Судьёй, Профессором, а за глаза называют Повелителем мух и Валетом червей. Со временем мы пришли к разумному компромиссу: я защищаю их, они снабжают меня всем необходимым. Было, правда, несколько огорчительных случаев, особенно в первые недели. Один не в меру прыткий диакон подбивал людей на глупости, собрал человек тридцать, но когда их встретили мои осы – что ж, его громогласие летел впереди паствы своей и визжал отнюдь не громогласно.
Теперь они загодя испрашивают разрешения войти в мои владения. Поэтому у меня есть время подготовиться. Я бреюсь, надеваю дорогой серый костюм и туфли в цвет костюма. Иду в приёмную комнату, тяжело опираясь на трость с чёрным набалдашником. Да, разумеется, набалдашник в виде головы пуделя – а как иначе?..
В приёмной темно и душно, я раздёргиваю шторы, морщась от дневного света: он льётся сюда потоком жидкого, звенящего золота, слепит глаза. Иногда я мечтаю о Дантовском Коците. Но теперь здесь даже зимой жара – и так будет ещё очень долго. Может быть, всегда.
Гости стучат. Я уже на троне, усмехаюсь и разрешаю им войти.
Высокие, каменные двери часовни они распахивают с трудом. Я, разумеется, не пользуюсь этим входом, он только для горожан.
– Судья! Благодарим, что нашёл время принять нас.
Это Афанасий, игумен Новоспасского монастыря. Один из тех немногих попов, с которыми можно иметь дело. Ему тридцать семь или тридцать восемь, он родился ещё до Союза Банановых Республик. Суеверен, как все горожане, однако заботится о спасении не только душ, но и тел своей паствы. Поэтому мы быстро нашли с ним общий язык.
Рядом с игуменом мужчина постарше, судя по одежде и взгляду – откуда-то из глубинки. Ну да, так и есть.
– Хочу познакомить тебя с Андреем Тарасовичем Лукомским, он привёл к нам беженцев из Костромы. Успели прорваться до Посева.
– Вам повезло, – говорю, внимательно разглядывая новоприбывшего. Густая, чёрная с проседью борода, мощное, грузное тело. Глаза широко расставленные, навыкате, нос короткий, бугристый.
Андрей Тарасович Лукомский смотрит на меня почти с вызовом, но я вижу испуг в его взгляде. Это нормально. Как и резкий запах полыни; наверняка ведь перед визитом ко мне, как и все остальные, натёр ладони, болван. Небось ещё и по карманам рассовал каких-нибудь высушенных трав, зашил под подкладку ладан. Проветривай потом после них.
В конце концов он переводит глаза на старые чёрные занавеси, обрамляющие окна. На занавесях характерный багровый знак, мой знак. Им я помечаю свои подарки – хотя вряд ли можно называть подарками то, за что в конечном счёте расплачиваются.
– Они хотят поселиться в Заречье, – говорит Афанасий. – Это разумно: там хороший район. Если его расчистить, восстановить канализацию, заняться стеной…
– К тому же, – прерываю его, – в других районах их не прокормить. Накануне Посева никто не возьмёт к себе новых людей.
– Нам нужно продержаться всего-то месяц. – У Андрея Тарасовича хриплый голос, как будто едут по гравию колёса тяжело гружённой телеги. – Больше нам некуда идти, много детей, раненых.
