ретроминималистов, выставляющихся вместе с Ликой, и придумываем им объяснения.
– Это зоопарк, вид сверху!
– Только звери выбрались из клеток и убежали!
– Но перед этим растерзали смотрителей!
– И растоптали их завтраки! Вот это желтое пятно явно было горчицей на хот-доге!
Потом мы вдвоем сидим в кафе (Анжелика осталась на выставке), и Виктор рассказывает мне о диагностике:
– Топическую диагностику вы себе представляете?
– Смутно. То есть не представляю, как это делают обычные люди.
– Логически рассуждая. В неврологии это просто, так как локализация функций по отделам головного мозга хорошо известна. Например, у пациента спастический паралич левой половины тела – рука приведена к телу, на ней напряжены мышцы-сгибатели, на ноге, наоборот – разгибатели. Получается, рука, как у нищего, просящего милостыню, а нога не может согнуться, пациент ходит, загребая ею. Раньше так и описывали: «рука просит, а нога косит». Где очаг поражения? Нет, не щурьте глаза. Смотреть некуда! Попробуйте рассуждать. Говорю вам, это просто. Как насчет периферических нервов?
– Нет, паралич был бы вялым, к мышцам не поступали бы импульсы. А здесь мотонейрон в передних рогах спинного мозга сохранен, импульсы поступают, а торможения нет. Это центральная нервная система.
– Верно. Но где именно? Мозжечок?
– Есть неустойчивость походки?
– Нет.
– Тогда не мозжечок.
– Пойдем с другого конца. Кора? Прецентральная извилина?
– Это каких же размеров должен быть очаг, чтобы захватить руку и ногу? Нет, были бы более локализованные поражения. Одна рука или даже кисть руки. Я такое видела.
– Тогда где?
– Пирамидные пути в стволе. Поражения на одной половине тела, так? Значит, очаг расположен в правой половине, выше перекреста в продолговатом мозге. Нет, выше ствола – иначе были бы частичные дефекты на стороне поражения.
– Правильно. Скорее всего, параличи лицевых мышц. Тогда где? Мы уже близко.
– Подождите. Основание мозга, внутренняя капсула!
– Бинго. Я же говорил, это просто.
– Сложнее, чем увидеть.
– Кто бы спорил. Теперь следующий вопрос. Характер поражения и его причины? Кажется, возможностей много, на самом деле не очень. Чаще всего – это сосудистые нарушения по типу инсульта. Из экзотики: травма, опухоль, дегенеративные процессы. У наших деток – гипоксические поражения в родах. Здесь уже нужны аппаратные средства. Что мы делаем? Входим на международный неврологический сервер, забиваем симптомы, он выдает план обследования и даже адреса ближайших клиник, которые располагают соответствующим оборудованием. И любую привходящую информацию. На исследования. Чтецы таких подробностей, как правило, не видят. Так ведь?
Я киваю.
– В самом деле, тем, кто придумал эти сервера, в ножки надо поклониться. Они превратили диагностику из высокого искусства в рутинную работу. Но вот для лечения нужен талант. В том числе и ваш, Анна.
– Я бы не назвала это талантом. Просто возможность.
– А что такое талант, по-вашему? Это и есть возможность делать то, чего не могут другие.
– Можно, конечно, и так сказать.
Мы очень мило проводим остаток вечера, и за десертом Витя, смущаясь, просит передать номер вызова его уникома Лике.
– У моей матери есть подруга, а у той – своя галерея. Она привечает талантливых молодых художниц. Я бы хотел их познакомить. Анжелика заслуживает как минимум персональной выставки. Вы ведь не против, Анна? Мы ведь можем остаться друзьями?
Вернувшись домой, я передаю Витино предложение Лике. Та морщится:
– Вот гаденыш! Не буду с ним говорить.
– Лика, не мели ерунды. А вдруг получится! Ты же хотела чего-то подобного.
– Но не ценой же твоего счастья!
– А кто говорит о моем счастье? Я всё, что хотела, уже от него получила.
– Вот дурочка. Ты же не старшая сестра, а вечно жертвуешь собой.
– Да с чего ты взяла, что у меня на него хоть какие-то планы?