– Музычка не фонтан, согласен, – кивнул сталкер. – Но уж всяко лучше современных шлягеров, всяких там «уси-пуси» и «джага-джага». Вот от них бы ты точно блеванул, даже при пустом желудке.
– Так это и есть музыка?! – в ужасе схватился за голову Теонг.
– Ну да. В принципе, ничего такая, ритмичная. Для кабака в самый раз, ковать твою медь.
– Нет, я не пойду, – уперся тохасианин. – Все равно я не смогу есть под такие звуки. У меня сразу все назад полезет. Давай я подожду возле того сарая, пока ты поешь, а мне принесешь чего-нибудь.
– Йодистый калий, нам нельзя разделяться, – нахмурился Сом. – Потеряемся – к дедке не ходи. Да и вдвоем мы сильней, чем поодиночке.
– Но я правда не смогу! Мне уже плохо! Я ведь не притворяюсь.
– Ну-ка, расстегни куртку, – велел сталкер, а сам для чего-то вынул из ножен клинок.
– Чего это ты?.. – попятился Теонг.
– Уши тебе отрежу, солить твою плешь. Чтобы музыка не донимала.
– Дырки-то все равно останутся, – ляпнул уважающий логику тохасианин. – И зачем тогда куртку расстегивать?
– Чтобы кровью не забрызгать. Имущество-то казенное. А ну как спросят потом монстры?
– Монстры на Мизоне остались… – попятился Теонг.
– Кто знает, как жизнь повернется. У нее ж такие фортеля бывают, в сказке не скажешь. Разве что в стихах… Вчера на Мане, завтра – в Магадане. Сегодня в жопе, завтра…
– …тоже в жопе, – закончил уже не столько испуганный, сколько злой тохасианин.
– Хорошая рифма, – подумав, кивнул Сом. – Я бы даже сказал: неожиданная и смелая. В тебе умер поэт, как я погляжу.
– Ты вот что, ножик-то убери. Хватит меня пугать, устал я уже пугаться. И вообще пошел назад.
– А ну стой! – повысил голос сталкер. – Кому говорят: расстегни куртку!
– Зачем тебе моя куртка?
– Не мне, а тебе. И не куртка, а рубаха. Вытащи подол из штанов…
– Ну, вытащил, – сделал, как просил Сом, Теонг. Что-то в голосе друга подсказало ему, что тот затеял не глупость и не шутку.
Сталкер наклонился к поясу тохасианина, оттянул нижний край рубахи, отрезал ножом узкую полоску, а потом разделил ее надвое.
– Заправляйся, – разогнувшись, сказал он.
– И что теперь? – выполнил новое указание Теонг.
– Теперь скрути вот эти тряпочки поплотнее и запихни себе в уши, тук тебя в так.
Тохасианин наконец-то понял идею напарника. Заткнуть уши тряпками, чтобы не слышать тошнотворную музыку – это и впрямь хорошая идея. Вот только…
– А как же я услышу тебя? – озвучил он возникший вопрос.
– А никак. Да и нахрена? У нас даже поговорка есть: «Когда я ем – я глух и нем». Ну а в случае чего будем изъясняться жестами. Вот этот, – щелкнул он себя по горлу, – означает спиртное. Если покажу, будто ем ложкой, – это еда. Будто бы пью из стакана – обычное питье, не алкоголь. Два пальца в рот – тошнит. Ладони на паху – писать хочется. Большой палец вверх – все зашибись. Покручу пальцем у виска – значит, ты дурак. Начну стрелять из пальца – тоже стреляй. Только не из пальца. Руки крест-накрест – все, завязывай.
– Что завязывай?
– Все равно что. То, чем в данный момент занимаешься.
– Ну а если я, например, в данный момент только дышу?
– До такого вряд ли дойдет. И уж тогда я покажу другой жест: указательный палец у виска и будто стреляю.
– И что это значит?
– Это значит: застрелись. И не из пальца, разумеется.
– А… может дойти до такого, что нужно будет застрелиться?
– Так ведь жизнь, Тимоха, полна сюрпризов и неожиданностей.
– А если застрелиться будет не из чего? Патроны, например, кончатся или затвор заклинит?
– Ну, тогда выпей яду или убейся об стену. Выберешь по обстоятельствам. Это я тебе на всякий случай объясняю, тук тебя в так, надеюсь, до этого не дойдет. Есть еще куча разных жестов, но объяснять про все долго, да многие из них и так понятны. Ты ко мне, кстати, тоже жестами обращайся.
– Да?.. Ну ладно… А если вдруг меня о чем-нибудь спросят?
– Я скажу, что ты глухонемой, и отвечу сам. Только вряд ли в таком шуме кого-то на разговоры потянет. И это мы еще не пришли, валять твою кладь.
– Уже пришли, – заталкивая в уши тряпичные жгуты, кивнул вперед тохасианин.
