лучше помалкивать. И то – чего раньше времени разоряться? Вдруг у Кефира ничего не получится или, того паче, вообще никакого разговора не было, а ему снился обычный, выдающий желаемое за действительное сон.
Громче застонал и зашевелился Тимоха. Сом подошел ближе, чтобы разглядеть, спит тот или проснулся. И вдруг из оконного проема ударил свет! Сталкер в прыжке сдернул недокрыла с лежанки и рухнул, прикрывая его своим телом, на пол.
Напарник завопил, то ли от страха, то ли от боли, а скорее – от того и другого вместе. Однако Сом держал его крепко, надавив локтем на грудь, а второй рукой закрыв собственный затылок. Но время шло, а свиста осколков слышно не было. Как не было слышно и грохота взрыва. Ни тебе звуковой волны, ни ударной. Что же это за вспышка такая, ковать твою медь?..
– Встань с меня, пожалуйста, – прохрипел Тимоха. – Мне больно. И дышать тяжело.
Сталкер и сам уже понял, что разлеживаться на раненом приятеле не особо этично, да как бы и… того-самого… Но для начала он все же открыл глаза и повернул голову в сторону окна.
За окном было светло. Просто светло. Голубое небо, яркое солнце… Больше с пола ничего видно не было.
– Йодистый калий! – выругался, поднимаясь на ноги, Сом. – Это у них так, оказывается, солнце восходит. Бац – и в дамках!
– Заходит оно тоже – бац… – кряхтя принял сидячую позу недокрыл.
– Ну, заходило оно, положим, не здесь, – уточнил сталкер.
– Похоже, один хрен, что здесь, что там, – пробурчал, вставая, Тимоха.
– Ишь ты как заговорил, – хмыкнул Сом. – Настоящим сталкером становишься. А вот обоснуй-ка тогда свою уверенность!
– Да чего тут обосновывать, – взмахнул руками и тут же поморщился от боли недокрыл. – Это все ненастоящее. И самое главное – солнце ненастоящее. Его просто включают и выключают, как лампочку. И ветра нет. И звезд ночью не видно…
– Ну, положим, звезды могли быть тучами закрыты.
– Вряд ли. Скажи вот, куда мы вчера попали, когда стену «авто-могилем» пробили? И почему нас оттуда так быстро вытурили и ничего с нами не сделали?
– И какие выводы ты сделал? – заинтересовался Сом.
– У вас на Земле есть такое понятие, как театр? – спросил Тимоха и сам же ответил: – По глазам вижу, что есть.
– И что?..
– А сам ты не понял? Мы в театре. В бо-о-оольшом таком театре! В качестве актеров, разумеется. А все вокруг – просто декорации и статисты.
– Да какой театр, – отмахнулся сталкер. – Нам даже сценарий не дали почитать и роли выучить.
– А так интересней. Смешнее получается.
– Кому смешнее? Кто эти зрители? И где они вообще?
– Мне почему-то кажется, что скоро мы об этом узнаем. И это нам не понравится.
– Но-но, оракул, не накаркай, солить твою плешь!
Напарник только отмахнулся и вновь зашипел от боли.
– Что, сильно болит? – сочувственно спросил Сом. – Дай гляну.
– А что толку глядеть? Ты кто, врач? У тебя лекарства есть, инструменты?
– Да чего ты разворчался-то, ковать твою медь! Я ведь как лучше хотел. А инструмент у меня всегда при себе. – Сталкер вынул из ножен и показал напарнику острый клинок.
– Ну уж нет, спасибо, – переменился в лице Тимоха.
«Кто бы тебя спрашивать стал, если бы Фир-Кефир вылечить не пообещал», – подумал Сом, но тему развивать не стал.
– Ну пошли тогда, – сказал он.
– Куда?
– На сцену, куда еще-то? Зрители, поди, заждались.
Его так и подмывало рассказать напарнику о странном сне. Но Тимохе просили ничего не сообщать, а сталкер чужие просьбы, если они разумные, конечно, и не угрожают ничьей жизни, привык выполнять. Да и вообще, не привык Сом рассказывать байки вроде «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Вот придем, тогда, может, чего-то и принесем. Или нас унесут. Ногами вперед. Но это еще вилами по воде какано.
Напарник двинулся было к выходу первым, но Сом его остановил:
– Куда поперек батьки в пекло полез?
– Ты мне не отец, – возразил Тимоха.
– Вообще это присказка такая, но если и по существу, то я тебе почти батька и есть. Спас тебя кто? Считай, второй раз родился. Так что, солить твою плешь, можно сказать, что я в какой-то мере тебе и батька.
– Я после этого еще раз родился, когда мне ноги отгрызли, – напомнил недокрыл.
