– С этого момента, – заявил он торжественно, – шутим только про жопу! Все слышали?
Курилка взорвалась аплодисментами, пара молодых специалистов неспешно удалилась прочь – стучать пошли наперегонки, лизоблюды пиндосские.
– А кто вместо нас станет шутить про жопу, – добавил Михалыч, – мы ему на жопу глаз натянем!
– Забьем копирайт, – сказал я.
После слова «копирайт» из курилки тихо слинял мастер участка. А нас понесло, и мы начали шутить.
Мы были уверены, что жопа для русского человека тема близкая и животрепещущая. Она в России повсюду, и нам без нее никуда. Меня еще в школе ею замучили, а потом я ее дополнительно нанюхался, когда готовился в институт. Ведь жопа – центральная тема русской классической литературы. Сами помните небось:
«Путешествие из жопы в жопу»;
«Кому на жопе жить хорошо»;
«Капитанская жопа»;
«Жопа нашего времени»;
«Горе от жопы»;
«Мертвые жопы»;
«Война и жопа» (в оригинале, между прочим, «Жопа и миръ»);
«Униженные и оскорбленные» (навязано издателем, поскольку исходное заглавие было совсем ни в какие ворота);
«Жопы и дети»;
«Бедная Жопа»;
«и так далее», как говорил классик.
Ну и культовые пьесы МХАТа «На жопе» и «Жопа», естественно.
А еще футуристическая поэма «Жопа в штанах».
В советское время эта тема не была заброшена, а, напротив, развита и углублена. Начиная с простецкого «Как закалялась жопа», взлетев до высокой прозы «Один день Ивана Денисовича в жопе», она достигла своего апогея в фантастическом романе «Обитаемая жопа», который одним уже названием описывает Россию и ее героический народ точнее некуда…
Нас ждал полный и унизительный провал.
Кое-кто деликатно похихикал, но в массе своей публика не улавливала, о чем мы вообще. Оказалось, если ты всего-навсего хорошо учился в школе, а твой бригадир поступал в зоотехники, вы уже оторвались от народа. Вы и есть та самая русская интеллигенция, которую хлебом не корми, дай поизгаляться и от которой одни неприятности.
И стало вдруг грустно.
Сам того не желая, веддинг поднял один из ключевых российских вопросов: если мы – интеллигенция, тогда на что похожа настоящая и кому она нафиг нужна?
Единственное, чего мы добились, – на заводе больше никто не шутил про жопу, потому что знали: богатырь Михалыч обещал за это забить шутнику копирайт.
И всю эту чушь прекрасную, включая забивание копирайта, мне припомнили, когда оказалось, что я рисую антиамериканские плакаты.
Лично мистер Джозеф Пападакис задался вопросом: почему этот парень у нас работает? Он что, особенный? У нас две с лишним тысячи народу, и если директор знает кого-то по имени, значит, человек того стоит!
– Я помню этого вашего художника! – рычал Пападакис. – Но я его помню не потому, что он хороший, а потому, что он плохой! Так не должно быть! Вам не кажется, Калиновски, что я запомнил по вашей милости слишком много плохих русских? Они должны вылетать через проходную головой вперед – и никогда не возвращаться назад! А вы покрываете их выходки, объясняя это каким-то моральным климатом! Это что за климат такой, в котором размножаются клоуны?!
– Ну, это такой… местный климат, – сказал Калиновски. – В Америке клоуны развлекают тебя, в России ты развлекаешь клоунов. Россия трудная страна для работы.
– Ваш клоун уволен! – заорал Пападакис. – Или я сделаю клоуна из вас!
– Это мой человек, – сказал Калиновски очень спокойно. – Он мне нужен. На этого мелкого гаденыша я поймаю крупного гада. Потерпите, босс, очень вас прошу.
– Мне надоели ваши шпионские игры! Почему я должен терпеть у себя под боком какой-то долбаный филиал долбаного гестапо?! – возмутился Пападакис.
В Америке Рой подал бы на него в суд за такое сравнение. В России он почувствовал себя польщенным. Сам того не желая, Калиновски обрусел, а