могла поручить никому другому. Священник считал ниже достоинства служителя Божьего следить за соответствием размеров досок и кольев, так что на него нельзя было рассчитывать. А помимо него и Герлин, только Перегрин, Рюдигер и Вольфганг достаточно хорошо писали и считали, чтобы не создать ужасную путаницу в учетных книгах. Рюдигер был бы наилучшей заменой сестре, однако она заметила, что он всячески уклонялся от выполнения таких «нерыцарских» заданий.
Про себя Герлин снова обругала Леона из Гингста, который поддерживал в этом юношу, хотя Рюдигеру было суждено стать не героем, а наследником владений, и если он хотел преуспеть в управлении поместьем, то, по меньшей мере, должен был научиться так же хорошо вести дела, как и обращаться с мечом. Герлин надеялась, что в Лауэнштайне он это освоит — со слов Соломона, Дитрих был образован и начитан.
В этот раз ей все-таки придется привлечь к работе Вольфганга, который всегда радовался, когда ему давали «взрослые» поручения. К сожалению, пока он не достиг совершенства в измерениях и записывании чисел…
Когда Герлин наконец все уладила, было уже поздно принимать ванну в женских покоях. Все-таки для этого нужно было поднять туда воду, а на это требовалось немало времени — равно как и усилий слуг, необходимых и при разгрузке древесины. Герлин даже подумывала, не обойтись ли без омовения, однако решила, что ей все же следует освежиться. Она быстро перебежала через двор крепости, потом через сад и поспешила по направлению к реке. Рыцари и их лошади купались там ежедневно, как и служанки с крестьянками под прикрытием зарослей ив после рабочего дня. Перегрин строго следил за тем, чтобы при этом их никто не беспокоил. В случае жалоб он налагал на любопытных мужчин суровое наказание.
Герлин сама часто по вечерам освежалась в реке. В это время рыцари уже уезжали, а крестьянки еще не приходили. Такое купание позволяло ей избежать расточительных, хоть и необходимых в ее положении очистительных процедур. В этот день Герлин также была одна на месте купания, однако, уже одеваясь, услышала голоса по другую сторону ивняка, который переходил там в рощу, невидимую из окон крепости.
— Ты все еще оруженосец, мой юный друг, и в твои обязанности входит чистка снаряжения! — раздался резкий высокий голос человека, явно привыкшего отдавать приказы. — Когда пройдешь посвящение в рыцари, тогда и будешь выхваляться, а сейчас бери лоскут ткани и полируй латы!
Герлин раздвинула ветви и увидела шесть незнакомых рыцарей, прибывших на красивых ухоженных лошадях. Мужчины как раз снимали дорожную одежду — они путешествовали верхом в кольчугах — и, вероятно, намеревались сначала освежиться, а затем облачиться в латы, которые везли с собой. Если бы ее отец враждовал с кем-то, Герлин следовало бы поднять тревогу, однако вражеские рыцари не стали бы купаться возле крепости противника перед нападением. Она была уверена, что перед ней эскорт из Лауэнштайна, который собирался въехать в крепость невесты своего господина с достоинством и в только что начищенных доспехах.
Герлин растрогалась — о таком она знала из рыцарских романов. Доспехи были тяжелыми, и ездить в них верхом было неудобно. Их надевали лишь иногда, в том числе и чтобы выказать почтение невесте — чаще всего, когда жених находился среди рыцарей или оруженосцев.
— Я из знатного рода! — раздался визгливый голос оруженосца. — Я не обязан чистить серебро!
Хоть бы это был не Дитрих! Герлин отметила нежное юношеское лицо и коренастое телосложение этого оруженосца. Если ей придется делить ложе с этим мальчишкой… Она содрогнулась. Другой юноша, темноволосый, выглядел более скромным. Он уже усердно полировал нагрудный рыцарский щит.
— Так держать, господин Фридхельм! — похвалил его светловолосый рыцарь, который сделал замечание первому юноше.
Значит, темноволосый мальчуган не был ее женихом. Герлин решила поспешить обратно в крепость. Если рыцари войдут в воду и немного отплывут от берега, то наверняка заметят ее. С тяжелым сердцем девушка отправилась обратно. Отец приказал ей надеть праздничное платье. Герлин позвала служанку и с ее помощью облачилась в шелковую рубашку, поверх которой надела небесно-голубое платье из дамаста. Ее образ завершил расшитый золотом пояс и широкий налобник с золотой канителью. После некоторых колебаний она решила надеть вуаль — она не должна показывать свое лицо каждому рыцарю. Герлин покрутила в руках медальон госпожи Алиеноры. Сейчас как никогда она нуждалась в совете матери.
Перегрин ожидал и Герлин, и рыцарей во дворе крепости. Рюдигер взобрался на крепостную стену, чтобы оттуда видеть, как подъезжает эскорт.
— Они едут! — сообщил он. — Отец, Герлин, как они снаряжены! Шесть рыцарей в полном вооружении, их щиты так начищены, что в них отражается солнце! Это знак высокого уважения, Герлин! И насколько богатым должен быть этот владелец Лауэнштайна, чтобы так снарядить шесть рыцарей!
Герлин как раз вручила камергеру ключи от винного погреба и распорядилась принести вино, чтобы поприветствовать гостей. У нее было скверно на душе. Даже сияющие доспехи не смогут заставить ее забыть изнеженное тело и пискливый голос юноши.
В соответствии со своим положением оруженосцы въехали последними и спешились первыми, чтобы принять лошадей у рыцарей. Рослый темноволосый юноша проворно спрыгнул с коня — оруженосцы еще не носили доспехов. Светловолосый мальчишка явно не спешил, похоже, он ожидал появления местных конюхов, вместо того чтобы самому принять лошадей у рыцарей.
Предводитель эскорта демонстративно протянул ему поводья своего жеребца.
— Господин Теобальд, поторапливайся!
Сердце Герлин подскочило от радости. Теобальд, не Дитрих! Если ее будущий супруг не путешествовал под вымышленным именем, значит, она
