носилки.
— Я этим займусь, господин.
Эльфам пришлось повозиться, пока им удалось поднять Махеоласа на крутой берег. Затем они насобирали коры липы, зверобоя и корней окопника и обработали ему раны. При помощи коры ивы они сняли жар. Подросток все это время то ли спал, то ли находился в бессознательном состоянии. Подняв мальчика на носилках, которые смастерил Динрис, эльфы почувствовали, что он почти ничего не весит.
— Возвращайтесь домой, — тихо сказал Морврин, когда они уже были готовы идти. — А я продолжу поиски детей.
— Я пойду с тобой!
— Нет, Динрис! Нас всего лишь четверо. Для того, чтобы нести носилки, нужны как минимум двое. Еще один нужен для того, чтобы держать наготове лук и стрелы и в случае чего защитить остальных.
— От кого и от чего их защищать-то?! Что может произойти с нами в нашем лесу?
Морврин показал кивком на подростка-человека.
— В Элиандский лес явились люди… Он, по всей видимости, был не один.
Динрис, проследив за взглядом Морврина, тоже посмотрел на лежащее на носилках тщедушное тело, а затем пожал плечами.
— Я не понимаю, какую опасность для нас могут представлять люди!
— Гораздо бoльшую, чем ты можешь себе представить, друг мой. Гораздо бoльшую, чем ты можешь себе представить…
Динрис нахмурил брови, несколько мгновений поразмышлял, а затем подошел поближе к своему товарищу.
— Ты думаешь, что Блодевез видела в своем ужасном сне людей?
— Не знаю. Вполне возможно… Отнесите его к Гвидиону и расскажи обо всем королеве. Они и решат, что делать дальше.
Динрис молча посмотрел на Морврина, а затем покачал головой, прикоснулся к его ладони и пошел по направлению к Силл-Даре. Вслед за ним отправились и двое эльфов, с носилками. Оставшись в одиночестве, король Элианда подошел поближе к реке и затем долго рассматривал противоположный берег, однако так и не заметил никаких признаков того, что Лландон и прочие юные охотники недавно по этому берегу прошли. Взяв свой лук, Морврин быстрым шагом — почти бегом — пошел прочь, надеясь лишь на то, что другим группам, отправившимся на поиски юных охотников, повезло больше, чем ему и его спутникам.
Как только Морврин ушел, от ивовых зарослей отделился тонкий силуэт, закутанный в плащ цвета листьев, который до сего момента прятался в этих зарослях. Это существо внимательно осмотрело следы, оставленные на земле «высокими эльфами», а затем откинуло назад свой капюшон и издало долгий свист. Сразу же из своих убежищ появилось еще три таких же существа. Они были меньше ростом, чем только что ушедшие отсюда эльфы, но тоже относились к числу эльфов. Они принадлежали к тем кланам, которые жили на границе леса и которых называли «зелеными эльфами», поскольку раскраска их муаровых плащей варьировалась от изумрудно-зеленого до коричневато-зеленого цвета, что делало их практически невидимыми в лесу. Они тихонько поговорили о чем-то на своем своеобразном языке, а затем все вместе тоже отправились в направлении Силл-Дары.
В хижине, сооруженной из веток, царили тишина и спокойствие. Вытянувшись на ложах из сплетенных ивовых прутьев, абсолютно голые Лландон, Маерхен и Ллидас уснули, убаюканные медленной песней, которую неустанно повторяла Ллиана еще с того момента, когда они пришли в это убежище. Пение целительных рун, которые она также и написала в виде символов на их коже раздавленными цветами зверобоя, само по себе не могло привести к затягиванию их ужасных ран, но, по крайней мере, позволяло им оставаться в живых до тех пор, пока к ним не придут на помощь.
Элиас присоединился к ним во втором часу дня. Он выглядел таким встревоженным, что Ллиана не осмелилась спросить о том,
После того, как Элиас ушел, Ллиана, убаюканная своими собственными заклинаниями, потеряла чувство времени. Руны пропитали ее душу не в меньшей степени, чем душу раненых. Ясень, чтобы они открыли душу ее магии; конь, чтобы прогнать боль; жилище, чтобы почерпнуть силу из окружающей природы. Она произносила нараспев эти три руны тихим голосом — произносила снова и снова, час за часом, пока их магия не начала действовать.
