Солнце сегодня вряд ли пробьется сквозь них. Утро будет пасмурным и мрачным, и это вполне подходило для того, что Гвидион намеревался совершить.
Старый друид отбросил промокший грязный плащ, которым он укрывался ночью, встал, опираясь на посох, потянулся и внимательно осмотрел линию горизонта. Никто так и не появился… Своей морщинистой ладонью он вытер лицо, длинные седые волосы и бороду, промокшие от дождя, а затем долго вдыхал лесной воздух. Время текло медленно здесь, под ливнями и на ветру, единственной защитой от которых были папоротники. Такую ночь мало кто из людей — а особенно людей пожилого возраста — смог бы пережить так же хладнокровно, как пережил ее он. Однако Гвидион не был человеком, а его нынешний возраст соответствовал общей продолжительности трех или четырех человеческих жизней. Эльфы живут очень долго и не боятся дождя.
Впрочем, данное утро было уж слишком холодным даже для эльфа. Такое утро предвещало сумрачный и влажный день, и старейшину леса — как Гвидиона с уважением называли обитатели Элианда — охватили меланхолические настроения. Кроме того, Гвидион уже отвык от одиночества. Он ушел, долго не раздумывая и не став ждать остальных. Прихватив с собой лишь свои мешки и посох, он направился к опушке леса, за которой начинались зеленые холмы равнины Каленнан. Он шел три дня, терзаясь мрачными мыслями, — шел без спешки, но и без остановок, пока наступавшая ночь не заставляла его остановиться. В конце третьего дня он достиг границы королевства деревьев. На последней миле пути он ориентировался по сиянию огромных просторов, которые уже чувствовались за последними большими деревьями. Морврин не осмелился пересечь на ночь глядя полосу из низкорослых зарослей, папоротников и колючих кустарников, которая окаймляла лес. «Высокие эльфы» живут, не видя горизонта, поскольку их дом — чаща лесная. Эти холмы, открытые всем ветрам, и высокие колышущиеся травы, которые чем-то напоминали морской прибой, были для Морврина средой, вступить в которую в ночное время друид решиться не смог…
Уже наступил день. Стоя неподвижно в полумраке лесных зарослей, старый эльф мрачно и с неприязнью разглядывал эту головокружительную бесконечность. Зима кончилась, наступило теплое время года, природа ожила, и выросшая растительность скрыла трупы орков и гоблинов, оставшиеся лежать на поле битвы. Со дня этой битвы прошло уже довольно много времени. Она стала воспоминанием, которое постепенно стирается… Королева Арианвен и много других эльфов семи кланов Элианда погибли на этой травянистой равнине и среди этих кустов, а также в зарослях, в которых он провел прошедшую ночь. Даэрдены — так называли себя те, кого все другие называли «зелеными эльфами», — тоже понесли тяжелые потери ради того, чтобы полчища монстров были отброшены туда, откуда пришли. Повествование об этой битве, уже добрую сотню раз прозвучавшее во время вечерних посиделок эльфов, постепенно превращалось в героическую сагу — одну из тех историй, которые наполняли восторгом сердца юных охотников. Однако Гвидион повидал уже достаточно много сражений для того, чтобы осознавать, что нет ничего прекрасного ни в одной битве — даже в той, которая выиграна. Последняя битва, как и все предыдущие, была не чем иным, как жутким побоищем, перенасыщенным ненавистью и ужасами. Земля постепенно поглощала воспоминания о нем — как впитывала она кровь и превращала в тлен плоть тех, кто пал на поле брани. В этом месте — там, где примыкают друг к другу королевство Элианд и земли «зеленых эльфов», — монстры появились прямо из недр земли, прокравшись по подземным туннелям, тайно выкопанным ими с территории их мрачного королевства. К востоку от земель «зеленых эльфов» начинались огромные равнины, населенные людьми. К северу от них находились горы и болота, которые с незапамятных времен являлись естественной границей — считавшейся непроходимой, — между обычным миром и Черными Землями, населенными отвратительными монстрами Того-кого-нельзя-называть. Место это было выбрано удачно. Если нападение монстров в тот день не было бы остановлено, их полчища могли бы хлынуть как в лес, так и на равнины.
Но их нападение было остановлено. В этот раз остановлено.
Входы в подземные туннели были завалены, эльфы Элианда еще и засадили их колючими кустарниками, да так густо, что до этих входов было невозможно добраться. Однако эти меры предосторожности были явно недостаточными. Раз уж надвигалась новая война — еще более ужасная, чем предыдущая, — то этот прoклятый участок леса следовало уничтожить.
Деревья как будто почувствовали, какую ужасную судьбу предрекает им старейшина леса: их кроны закачались от внезапного сильного порыва ветра. Это отвлекло Гвидиона от мрачных мыслей. Концом посоха он раздвинул колючие кустарники и крапиву, преграждавшие ему путь, и — впервые с момента своего появления здесь — осмелился выйти на открытое место, за пределы царившего в лесу полумрака. Ветерок время от времени колыхал высокие травы, и волна, казалось, докатывалась до самого горизонта. Друид долго стоял, не шевелясь, перед этим бескрайним пространством, почти ни о чем не думая, пока рядом с ним не послышался шепот, вернувший его к реальной действительности.
— Господин, мы уже здесь…
Гвидион вдохнул свежий воздух травянистой равнины, а затем повернулся, улыбнулся и положил ладонь на плечо своего ученика. Тот, как обычно, опустил голову и отвел взгляд в сторону. Странное существо, которое друид как-то раз обнаружил в лесу, когда он — его будущий ученик — был еще грудным младенцем. В течение нескольких лет этот ребенок без имени был нем, как рыба — он не произносил ни слова до того самого дня, когда довольно далеко от Силл-Дары на них напал кабан. Кабан, наверное, убил бы их, если бы ребенок камнями не прогнал его. С тех самых пор этого ребенка и стали называть «Ллав Ллев Гифф», что означает «Лев с крепкой лапой», а Гвидион представлял его то как своего племянника, то как своего ученика… Годы шли, но Ллав не менялся. Он почти ничего не говорил, и мало кого интересовала его судьба. Ситуация еще больше ухудшилась после исчезновения Ллианы. Некоторые говорили, что именно Ллав виноват и в исчезновении Ллианы, и в том, что Гвидион получил ранение, от которого едва не погиб. Однако
