высокопоставленным духовным лицам и шести знатным мирянам подойти к Пеллегуну и встать вокруг него. Каждому из этих шести мирян он затем дал в руки тот или иной из символов королевской власти: корону, знамя, шпоры, меч, скипетр, руку правосудия[50], — тогда как шести церковникам им были доверены религиозные символы, среди которых самыми важными считались елей, используемый в ритуале помазания, и золотое кольцо, символизирующее — как в брачном союзе — «союз» короля и церкви.
— Намерены ли вы принять этого принца в качестве своего короля и быть ему верными? — спросил Дубриций.
— Да, намерены! — дружно воскликнули шесть церковников и шесть мирян.
Их голоса прозвучали с такой силой, что это произвело впечатление на всех присутствующих, в том числе и на самого Пеллегуна. Слева от него стояли священники, которых он знал в лучшем случае в лицо. Он поприветствовал их всех сразу кивком головы. Справа от него находились герцоги. Камбенет, Кармелид, Лионесс, Гомерет, Эскавалон, Соргаль… Некоторые из них — а именно Лео Гран Кармелид, Беллинан Соргаль и Эскан Камбенет — были примерно одного с ним возраста, но зато остальные являлись соратниками его отца. Старые воины с суровыми и морщинистыми лицами. Никто из них не улыбался, тем более что окружающая их обстановка к этому отнюдь не располагала. Для молодых герцогов это, наверное, было едва ли не самое первое богослужение, в котором они в своей жизни участвовали, и он, кланяясь каждому из них по очереди, задавался вопросом, умиляет ли их эта процедура или же раздражает. Однако понять это сейчас было невозможно. Наверное, он расспросит их позже…
— А теперь встаньте на колени, Ваше Величество, — раздался из-за спины Пеллегуна шепот Бедвина.
Пеллегун подчинился, и Дубриций встал перед ним, а помощники епископа образовали вокруг них двоих круг. Их взгляды встретились в момент помазания, однако глаза Дубриция при этом были почти закрытыми и закатившимися, как у какого-нибудь одержимого. Со стороны казалось, что он вот-вот потеряет сознание, однако его большой палец, намазанный елеем, уверенно начертал крест сначала на лбу Пеллегуна, а затем на его губах, плечах и — поочередно — обеих ладонях. При этом епископ почти не смотрел на Пеллегуна и продолжал бормотать какие-то молитвы на латыни, которые в данной ситуации казались Пеллегуну какими-то колдовскими заклинаниями. Когда ритуал подошел к концу, стоящие у основания помоста монахи дружно запели «Te deum»[51], заглушая тихое бормотание епископа и его помощников. Дубриций отступил назад, и какой-то старик, тоже одетый в короткую мантию с капюшоном и стихарь, заставил Пеллегуна встать и надел ему на палец золотое кольцо.
— А теперь повернитесь, Ваше Величество, — прошептал Бедвин. — Пусть вас увидит народ.
Священники отступили в сторону, оставляя рядом с Пеллегуном только Дубриция. По знаку капеллана крупные феодалы, в свою очередь, преклонили колено перед Пеллегуном и передали ему некоторые из символов королевской власти: шпоры, меч и скипетр. Затем герцог Гомерет, который был среди них самым старшим по возрасту и которому доверили корону, лежащую на бархатной подушке, протянул ее Дубрицию. Епископ взял корону и возложил ее на голову Пеллегуна, а затем все шесть герцогов ухватились за нее своими руками.
—
На этот раз Дубриций уже не бормотал, а говорил отчетливо и громко. Его взгляд был светлым, а рука — твердой. Пеллегун, окруженный герцогами в кольчугах и разукрашенных железных латах, видел лишь одного его. Он чувствовал, как тяжело дышат эти люди, и ощущал острый запах пота, которым они обливались, стоя в духоте под навесом. Меч, который ему повесили на пояс, давил на его бок, а елей, которым ему намазали лоб, стал стекать вниз, смешиваясь с его пoтом и оставляя за собой маслянистый след, и достиг уже крыла его носа. Скипетр и рука правосудия заставляли его руки все время напрягаться и не позволяли ему делать ни малейших движений. Еще несколько мгновений, и…
—
Заходящее за горизонт солнце освещало помост своими последними лучами. В толпе снова начали шептаться, и этот шепот уже едва заглушался пением монахов.
— …
Закончив произносить мало кому понятные фразы на латыни, епископ подал знак кивком головы, и герцоги, держащие корону, медленно возложили ее на голову того, кто будет отныне их королем, причем не только по праву крови и в силу крика, который издал Лиа Фаль, но и по воле Церкви. Затем герцоги дружно опустились на колени, и герольд громко прокричал надлежащие приветствия, которые тут же были подхвачены толпой. Пеллегун закрыл глаза: его оглушила нахлынувшая на него волна криков, похожих на рев бури. У него кружилась голова, глаза щипал пот, коленки дрожали. Он сделал шаг к краю возвышения, на котором стоял алтарь, чтобы хоть чуть-чуть отдалиться от сгрудившихся перед ним людей и вдохнуть глоток свежего воздуха… Крики стали еще более громкими. Он попытался освободить одну из своих рук, чтобы вытереть пот, но руки его занемели, и движение вышло уж слишком неуклюжим. Рука правосудия выскользнула из его руки и упала на пол.
Это произошло буквально за одно мгновение, и мало кто из присутствующих это заметил. Бедвин быстренько поднял руку правосудия и передал ее королю. Тот схватил ее и стал приветствовать жителей Лота.
Лео Гран Кармелид и Эскан Камбенет обменялись украдкой взглядом. Было шумно, а потому Эскан не расслышал слов, которые произнес Лео Гран, однако он прочел их по его губам: «Дурное предзнаменование».
