Тут Кая уже окончательно вышла из себя:
— Да если хочешь знать, мне с самого начала было ясно, что здесь нет никаких привидений! Правда, Лаура?
— Конечно, — ответила Лаура, сдерживая улыбку. — А теперь хватит, идем дальше.
Освещая путь карманными фонариками, они двинулись внутрь гробницы по наклонному узкому коридору. Он то и дело поворачивал и становился все уже и уже. Гнилостный запах стал настолько сильным, что было трудно дышать. Стены блестели от сырости, с потолка постоянно капало, на полу были лужи. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не оказаться в воде.
Через некоторое время осмотр гробницы неожиданно прервался.
Альбин Эллеркинг был в ярости. Просто вне себя. Он пнул ногой камень на дорожке, хмуро поежился, наглухо застегнул воротник зимней куртки и тяжелой походкой двинулся дальше, продолжая обход парка.
Гролль сидел у него на плече и вместе с хозяином внимательно смотрел по сторонам. Но вокруг все было тихо. Ни души.
«Естественно! — зло размышлял садовник. — У кого хватит ума в такую погоду разгуливать ночью по парку?» Ни у кого, конечно, — кроме него. Он бы тоже давно лежал в теплой постели. Так нет, приходится теперь мерзнуть на улице. А все она, эта змея.
Ребекка Таксус.
После ужина она отвела его в сторону и настойчиво потребовала, чтобы с этого момента он удвоил бдительность. Никто больше не должен ей помешать. Она не позволит, чтобы кто-то опять сорвал ее планы. Поэтому теперь каждый вечер после отбоя он должен совершать обход парка, чтобы следить за порядком и быть в курсе всех подозрительных передвижений на территории замка.
— Нельззя допусстить, чтобы кто-нибудь неззаметно пробралсся в гробницу, яссно тебе? — прошипела она, в упор глядя на него холодными змеиными глазами. — А ессли это вссе жже произзойдет, то не хотела бы я тогда оказзаться на твоем мессте. Я расссержуссь, очень расссержуссь, и Борборон тожже. Мы оба будем оччень недовольны!
Альбин Эллеркинг хотел было ей возразить, но потом передумал. Во-первых, это было совершенно бесполезно, а во-вторых, он-то прекрасно знал, что волноваться не о чем.
До сих пор еще никому не удавалось незаметно проскользнуть в гробницу. Вороны заметят любого непрошеного гостя и поднимут страшный крик. Ни один человек не сможет их провести. Да и разве кто-нибудь из учеников отважится пойти туда среди ночи? Конечно нет! Они побоятся. Особенно после того, как по интернату расползлись слухи о печальной участи, постигшей Алана Шмитта.
Альбин Эллеркинг зло усмехнулся. История с Аланом была его собственным изобретением. Отличная идея, как ему казалось, только вот змея Таксус даже и не подумала его поблагодарить. Квинтус Шварц, разумеется, тоже. Как же, дождешься от них благодарности! Так всегда! Делаешь за них всю грязную работу, а они тебя не ценят!
Садовник тяжело вздохнул. Но вид бывшей конюшни, в которой теперь располагалась его крохотная квартирка, немного смягчил боль обиды и даже несколько примирил с будущими несправедливостями, уготованными ему судьбой. Наконец-то обход закончен. Через несколько минут он с удовольствием растянется в теплой постели и предастся сладкой дреме.
Эллеркинг уже подходил к дверям, как вдруг Гролль громко зашипел. Потом еще раз. Удивленный, садовник остановился и обернулся назад — и тут он заметил ворон. Они кружили вдали в черном ночном небе над Мертвым лесом. Как раз над старой гробницей. Ни одна из них не издавала ни звука, но Альбину Эллеркингу сразу же стало ясно, что для такого необычного поведения должна быть какая-то причина.
Там что-то произошло — но что?
Садовник не мог найти ни одного разумного объяснения, так что ему не оставалось ничего другого, как отправиться туда самому и посмотреть, в чем там дело. Лучше лишний раз сходить, решил он. С Ребеккой Таксус шутки плохи.
А с Борбороном тем более.
Друзья в растерянности стояли перед стеной, преграждавшей им путь.
— Странно, — задумчиво проговорила Лаура.
— Не говори, — поддержала ее Кая. — Совершенно непонятно, зачем было замуровывать часть коридора.
— Нет, — затрясла головой Лаура, — я имею в виду не стену.
— Нет? А что же тогда?
— Помнишь, Магда недавно рассказывала о мальчике — по-моему, его звали Алан Шмитт, — которого придавило куском стены?
— Ну и что?
— А то! Скажи мне, ты видишь, чтобы где-нибудь стена была разрушена?
— Нет, — машинально ответила Кая, но потом и до нее наконец дошло. — Но… но тогда это значит…
— Вот именно! Это значит, что историю кто-то придумал. Спрашивается только, кто и зачем?