В полезности теневиков вы еще не раз убедитесь. А сейчас я поставил кресло особым образом, прошу вас.
Прежде чем присесть на предложенное место, я дождался, пока Беппе не отошел дальше чем на два шага и осмотрел само кресло. Не найдя ничего подозрительного, опустился на прохладную белую кожу. Прямо передо мной висело зеркало. Оно состояло из трех частей. Точно такое же находилось за моей спиной. Отражение комнаты дробилось, создавая иллюзию тоннеля, уходящего вперед и назад.
Ни меня, ни Беппе не было видно, только бесконечная анфилада пустых комнат с зеркалами и картинами на стенах. Этот лабиринт захватил меня и увлек сверканием амальгамы.
– Теперь вообразите себя стоящим в коридоре впереди и позади. Когда увидите результат, выведите обоих в комнату, представляя, как изменяется треугольник вашей с ними связи.
Сколько я ни всматривался, видел только комнату, повторенную бесконечное количество раз. Не знаю, сколько прошло времени, но настал момент, когда я уже не мог напряженно всматриваться в зеркальный коридор, и внимание мое рассеялось. Я стал разглядывать складки на оранжевом одеянии монаха, изображенного на картинах, и рассмотрел, что их количество уменьшается по мере удаления монаха от наблюдателя. Мое рассеянное зрение позволило мне увидеть все восемь картин. Внезапно я понял замысел мастера: монах не удаляется – он восходит. Вначале он близок к нам и так же грешен. Об этом говорят сто восемь[136] складок его одежды, он в начале пути. Затем, по мере удаления от нас, его несовершенства тают в последовательности, обратной геометрической прогрессии: шестьдесят четыре складки, тридцать две, шестнадцать, восемь, четыре, две и, наконец, очистившийся от грехов, совершенно мудрый, идущий исчезает из виду. Но его путь не окончен, он для нас непостижим…
В момент не свойственного для меня постижения я заметил движение теней в зеркальном тоннеле и услышал голос Беппе:
– Встаньте и повернитесь к ним лицом.
Я выполнил указание доктора и увидел двух высоких парней забавного вида. Один – с бритой головой и в оранжевом одеянии буддийского монаха, второй был одет, как гайдук из отрядов Симона Петлюры. Они были похожи друг на друга и на меня как три капли воды. Я с удовольствием разглядывал новоявленных близнецов: крепкие и симпатичные парни стояли передо мной. Сомбрэны отрешенно смотрели сквозь меня, но встали между мной и Беппе, закрывая меня от него своими широкими спинами.
– Прикажите им что-нибудь, – предложил доктор.
На ум ничего дельного не приходило: упасть-отжаться? Не то. Кажется, фашист недобитый желал наказания?
Сомбрэны кинулись на Беппе, повинуясь мысленному приказу, но преподаватель древних искусств был начеку. Монаху он выдохнул в лицо короткое «Хри!»[137], а за спиной гайдука взмахнул выхваченным из рукава ланцетом. Оба моих теневика исчезли.
– Неплохо! – похвалил Беппе, пряча ланцет в рукав. – Кстати, если рассечь связь между сомбрэном и его хозяином, действует не хуже заклинания. Правда, инструмент должен быть правильным. Думаю, на сегодня достаточно.
Я кивнул, день выдался долгим и утомительным. Беппе уловил мое настроение и мигом домчал до черной коробки козьей тропой. Там парни в камуфляже накрыли мне немудреный стол. Я наскоро перекусил овощами с мясом и отправился в отведенную мне комнату на втором этаже.
Пенал три на пять метров с маленьким стальным умывальником, душевой кабинкой, больше похожей на стальной кокон дезактиватора[138], складная армейская койка, железная тумбочка, такое у меня теперь жилище. Не пентхаус, но все, что нужно, есть. С удовольствием сполоснулся в «дезактиваторе», с наслаждением повалился на кровать. Уснул на лету.
Тьма и голос: «Все общемировые религии объясняют события реальной жизни как противостояние добра и зла. Человек постоянно должен делать выбор между своей звериной (природной) сущностью и божественным началом (стремлением к свету, трансцендентному счастью). Достижение стремления к правильной модели поведения верующих приходит через запреты, изложенные в виде духовных кодексов. Нарушения таких кодексов объявляются греховными. Понятия греха закреплены в духовных текстах и проповедях известных религиозных деятелей. Грех – извращение человеческого естества вследствие отпадения от бога, впадение человека в противоестественное (нижеестественное) состояние, беззаконие как нарушение нормы (закона, порядка) человеческого бытия, определенного богом. Слово грех – перевод с греческого, буквально означает промах или непопадание в цель. За этот промах следует расплата в жизни следующей (загробной или вновь воплощенной), а иногда и в настоящей. Список грехов достаточно обширный, но может быть распределен на группы: смертные (то есть непростительные), грехи тяжкие (могут быть прощены), грехи, не влекущие жесткого наказания (обязательно прощаются во время любого очистительного ритуала). Смертные грехи (убийство, насилие, блуд, колдовство, ересь, богоборчество и т. д.) наносят душе человека рану, которая не позволяет следовать божьему промыслу. Только полное отречение от смертного греха и непрерывное покаяние может облегчить участь такого нарушителя. Грехи тяжкие, чаще всего просто заблуждения, которые человек ставит наравне с законами божьими и общечеловеческими (сребролюбие, гордость, уныние, печаль, чревоугодие и т. д.), если не имеют тяжких последствий и не приводят к смертным грехам, могут быть прощены через покаяние, деятельное раскаяние и молитву. Грехи мелкие, совершенные без умысла (отвлечение во время молитвы, несоблюдение правил поведения в храме и т. д.), искупаются исповедью.
Таковы общие черты религий, но есть и принципиальные различия. Проповедники буддизма считают, что в результате реинкарнаций (новых рождений) душа получает новый шанс на спасение, а чтобы идущий понял и принял путь к свету, каждое новое рождение будет легче и счастливее, если он не накопил грехов, или тяжким и невыносимым, если карма[139] отягощена. Иудаизм, христианство и мусульманство реинкарнацию
