Эдди взрывается еще несколькими нотами на тромбоне и спрыгивает с кровати. Матрац тут же подскакивает вверх, и я почти слышу, как постельная принадлежность облегченно вздыхает.
— Сегодня, мой новый друг, — говорит Талларико, — ты должен стать временной заменой.
Тут я на секунду лишаюсь дыхания, а щупальца страха пробираются ко мне в грудь.
— Заменой? Временной?
Эдди залезает в платяной шкаф и начинает рыться в моей одежде. Он перебирает мои рубашки. Ублюдок реально их трогает, его грязные лапы мнут полотно и шелк.
— Знаете что? — говорю я, подскакивая к шкафу и с трудом отталкивая оттуда Талларико. — С тех пор, как мне шесть стукнуло, я всегда сам одеваюсь. Думаю, мне и сейчас это вполне по силам.
Эдди лишь пожимает плечами и шаркает в сторонку. Меня это вполне устраивает.
— У меня немало деловых предприятий, — говорит он, — и я с ними типа малость разбрасываюсь. Когда-нибудь… это может стать типа небольшой проблемой.
— Очень вам сочувствую.
— Обычно, — говорит Эдди, — мы с этим справляемся.
— Замечательно. Вот и справляйтесь.
— Понимаешь, я бы очень хотел справляться, но когда я сказал, что малость разбрасываюсь, я имел в виду типа одну ложку арахисового масла на сотню ломтей хлеба. Короче, есть задания, которые я могу поручить своим парням, а есть задания, которые мне поручить некому. Порой нужно просто там поторчать и понаблюдать. На заданиях от парней обычно ничего такого не требуется, только показаться где надо и иметь приличный вид. Но когда один из этих самых парней здесь не объявляется…
— Тогда вам требуется временная замена, — говорю я. — Понятно.
— Вот и хорошо. Тогда все улажено.
— Но это не значит, что я согласен.
Талларико несколько секунд размышляет, а потом испускает громовую отрыжку и даже не извиняется.
— У тебя нет выбора, — сообщает он мне. — Еще одиннадцать дней ты, Рубио, у меня вот здесь. Я говорю, ты делаешь.
— Сделка состояла не в этом.
Талларико качает головой:
— Ты типа крутой обломщик, Рубио.
— Ага, типа того.
— Мой брат дает тебе двадцать кусков…
Тут малость трав, все еще во мне оставшаяся, берет свое.
— Насрать на двадцать кусков! — ору я, возвышаясь над Эдди и глядя сверху вниз на его жирную ряху и грязные ноги, торчащие из-под халата. — Двадцать кусков за то, чтобы я за парнем следил, ага? Следил — только и всего. А я делаю до хрена больше. Фрэнк хотел провести расследование — вот он и получает расследование. Если вы этим недовольны, объясняйтесь с вашим братом, а я делаю только то, за что мне заплатили. Вот и все. Прежде чем снова орать на меня за то, что я делаю свою работу, сперва пойдите и долбаного варана до усрачки затрахайте!
Эдди какое-то время не отвечает. Он упирается в меня взглядом, и я в него тоже. Теперь мы начинаем в гляделки играть. Проходит минута. Другая. Мне приходится очень нелегко — и дело вовсе не в моих контактных линзах, которые быстро сохнут. У меня возникает чувство, будто Талларико заглядывает ко мне внутрь, будто он читает мои мысли. Будто он уже обо всем знает.
Эдди отводит взгляд. Прошло от силы три минуты, показавшиеся мне добрыми тремя часами, но он все же отводит взгляд и испускает краткий смешок.
— Значит, варана до усрачки затрахать? — говорит он. — Мне это нравится.
— Дарю. Можете пользоваться на вечеринках.
Эдди кивает, и мне становится не по себе от того, что он и впрямь может на это сподобиться.
— Так сделаешь ты это или нет?
В этот самый момент я понимаю, что не существует ни малейшей возможности сказать Талларико «нет». Я могу препираться хоть до второго пришествия, но если один из братьев Талларико чего-то желает, он это получает. Пожалуй, если мне хочется свалить из проклятого Майами без серьезных увечий, мне лучше с этим ублюдком сотрудничать.
— Ладно, — говорю я. — Все понятно.
— Я так и подумал, что ты все поймешь.
Хотя я прекрасно сознаю, что это решение впоследствии как пить дать выйдет мне боком, я просто не вижу другого выхода. Разве что…
