– Ну, тогда я не дочь. Вы меня просто увезите отсюда. А то я убью тут кого-нибудь.
Филиппов ничего не ответил. Экзальтация молодости давно уже была скучна ему. Порывистые заявления в таком роде говорили о примитивной реакции человека, который впервые осознал, что жизнь разворачивается к нему своей уродливой толстой задницей. Новизна подобных открытий волнует лишь тех, кто не привык еще к этим обвисшим очертаниям и кого они оскорбляют, потому что по глупости ожидалось иное. Филиппова же наивность ничуть не трогала. Он искренне находил ее признаком неразвитой личности.
– Расскажи про себя, – сказал он.
– Что вам рассказать?
– Всё. Ты ведь моя дочь.
Рита слегка прищурилась, помолчала и посмотрела на него.
– А вы разве поверили, что я ваша дочь?
Филя пожал плечами:
– Да мне все равно, если честно… Не хочешь про себя – расскажи про Данилова. Про него даже интереснее.
Не отрывая взгляд от дороги, Рита ввела Филиппова в курс относительно того положения, которое Данилов занимал в городе и которое позволило ему вывезти из аварийной зоны, а также разместить у себя в загородном доме целую группу своих друзей.
– А я-то каким боком ему друг?
– Никаким. Просто вы валялись без сознания в подъезде у художника, когда мы за ним заехали.
– И кто решил меня подобрать?
– А вам это важно? Я думала – вам вообще наплевать на все.
– Ну, в принципе, да. Хотя… Телефончик свой дай на минуту. Сигнал в городе есть?
– Сейчас есть, – сказала она, передавая трубку.
Поставив свою сим-карту в телефон Риты, Филя проверил входящие сообщения и нашел информацию о крупном переводе на свой банковский счет.
– Что? – спросила Рита, увидев улыбку на его лице. – Хорошие новости?
– Французы выплатили аванс. Теперь точно в Париж. Но главное – поскорей отсюда. Нам еще далеко?
– Нет, мы на месте, – ответила Рита, останавливая машину рядом с выплывшей из тумана крупнопанельной пятиэтажкой.
– Хорошо. Ты меня тут подожди, – сказал Филя, открывая дверцу. – Я буквально десять минут. А потом сразу в аэропорт.
Захлопнув дверь, он быстро направился к подъезду, но потом сбавил шаг, остановился и вдруг заспешил обратно.
– Скажи, а в подъезде со мной собака была? – спросил он, снова заглядывая в машину. – Большая такая. На овчарку похожа.
Рита покачала головой:
– Нет, собаки не было.
– Понятно… Ладно, я скоро приду.
Вернулся он буквально через минуту. Мрачный уселся на свое место и буркнул:
– В больницу давай… В областную.
– Вы кого ищете-то? – спросила наконец Рита.
– Я говорю – в больницу давай! – заорал он. – Вопросы тут еще задавать будет.
Впрочем, сначала они заехали в банк. Разобиженная Рита, теперь уже намеренно въезжавшая во все рытвины, успела припарковаться на огороженной территории областной больницы – там, где у самых ворот располагался морг, однако Филиппов неожиданно потребовал отвезти его в ближайший банк. Он знал, для чего ему вдруг понадобились деньги, но импульс уехать из этого странно знакомого места был продиктован чем-то еще. Филя не сразу дал себе отчет в настоящей причине. Чтобы не разозлить его снова, Рита не стала ни о чем спрашивать.
В банке было столпотворение. Стоя в очереди к банкомату и волей-неволей слушая чужие взволнованные разговоры, Филя узнал, что по всему городу люди снимают наличность. Никто не понимал, надолго ли затянутся перебои с теплом и к чему они приведут, поэтому все кинулись первым делом спасать накопления. В тяжелый и непонятный момент северный человек привык рассчитывать на одного лишь себя, а это прежде всего значило, что свое лучше держать дома. Большинство здесь хорошо помнило дефолт девяносто восьмого года и знало до какой степени государству с его банками наплевать на всех тех маленьких и неинтересных людей, которые толпятся в таких вот очередях, едва происходит что-то большое и страшное.
В предбаннике, где были установлены банкоматы, уже проскакивали первые ласточки нарастающей паники. Филя почти физически ощущал, как они бесшумно проносятся над толпой, касаясь крылом то одного, то другого. Невысокий плотный мужик в черном пуховике с отороченным чернобуркою капюшоном уверял кого-то, кто стоял чуть впереди и кого не было видно из-за огромного капюшона, что некоторые банки уже перестали выдавать наличность. Филя не видел лица говорящего, но голос его, даже несмотря на то, что мужик старался говорить негромко, выдавал страх. Напряжение витало
