Седраг встает на некотором расстоянии от Астхик.
– Вот они! – Голос Седрага громок и высок.
Сохранители выстраиваются в ряды прощания, и младшие, еще не понимая смысла происходящего, идут к ложу Хранителя.
Астхик становится страшно. Она вспоминает ночные рассказы в комнате младших о Колесе и Очищении, невероятные истории о прохождении кругов памяти, она помнит глаза младших, которые были назначены в Сопредельное…
Хранитель поднимается с ложа, и Азарас чуть не прыскает со смеху: он не высокий, почти по пояс младшему, круглоголовый. Издали он казался больше и страшнее. Хранитель замечает веселье Азараса и прикрывает веки. Рядом с ним возникает еще один Хранитель – такой же маленький и смешной.
– Я всегда был против этого, – не словами говорит Хранитель-первый и так же отвечает Хранитель-второй: – У нас нет выхода.
Астхик слышит и понимает.
Седраг поднимает руку, и от руки в сторону детей идет огромный поток света. Он доходит до девочки и окутывает ее. С каждым мгновением Знание наваливается сверху, давит на затылок, длинной мохнатой гусеницей вползает в мозг и жжет спину. Азарас пока безмятежен, но вот и он перестает улыбаться.
– Бедные дети, – молча говорит Хранитель-второй и исчезает.
А за ним исчезает и первый.
Обернувшись к Сохранителям, Азарас вскидывает в прощальном жесте руку и, заметив серьезные глаза Седрага, подмигивает ему. Седраг вздрагивает, протягивает руку в огненный вихрь, вынимает из него два пальца мальчика, и Азарас чувствует, что потерял частицу Знания.
Младшие оказываются внутри огненного вихря, их внутренности взрываются от жара, испепеленные тела рассыпаются в прах и разлетаются в вихре по всем кругам памяти, унося с собой Знания, чтобы в огненном вихре на какое-то время слиться со своими Монадами, а затем оставив Монады, облачиться в материю и собраться в неуязвимую плоть, чтобы принять бремя существования на Земле.
Хранитель-первый смотрит в глаза Хранителю-второму и видит в них горе – дети Хранителя-второго погибли, растерзанные голодной толпой во время Великой Воды.
– Жаль малышей, – говорит слышимо Хранитель-второй.
– Мне жаль девочку, – отвечает Хранитель-первый. – Я видел ее назначение. Кровь, кровь, кровь…
– Она не спасет…
– Нет, не спасет и не искупит…
Хранители исчезли. По кругам памяти распадалась, дробилась, растиралась слабо трепещущая душа той, которой суждено было выйти в Сопредельное грозными именами Астхик, Астарты, Ашторет, Иштар, Исиды…
Ладонь, обращенная к небу
Славится мастерами Восточное побережье. Имена великих умельцев, достойных упоминания в годовых записях, прозвучали от степных курганов пограничных окраин до четырех морей, омывающих теплые земли благословенного края. А лучшие из лучших жили в селении Логва, которое насчитывало около тысячи домов в дни процветания, в смутные же – переписи не велись.
Кого ни назови – пример для подражания. Мастер Тайшо из Логва был возвышен из деревенского старосты до придворного чина второго советника благодаря своей мудрости. Во времена Второй династии, когда наследные войны разорили край и люди впали в дикость, мастер Гок, как указано в записях, отложил инструменты и взял в руки двузубое копье, чтобы истребить мятежников и вернуть трон законному наследнику. Рядом с трактиром, что близ перевала Цветов, на могильной плите еще можно разобрать надпись, гласящую, что здесь погребен мастер Пагун, отдавший за бесценок родовое имение, чтобы выкупить своего ученика из плена у северных кочевников.
С тех пор свитки годовых книг заполнили не один и не два зала архивных палат, хотя многие записи стали кормом для грызунов во времена смут и волнений. Воинские подвиги забыты, торговые дела в почете, а на улицах мальчишки распевают песенки не о богатырях пограничья, а про удачливых купцов и хитрых посредников между людьми и большеглазыми дьяволами из Фактории. Но все же имя Ганзака из Логва, лучшего мастера молитвенных беседок, знают даже в столице. Люди состоятельные в праздничные месяцы толпились у его ворот, чтобы заказать беседку – поминальную или же свадебную, не отказывал он порой и простолюдинам, когда выпадали свободные дни, ну и чтобы ученики набили руку.
В девятый месяц четвертого года правления под девизом «Спокойствие и достаток» у дверей мастера заказчики простояли бы втуне – Ганзак отбыл на север, и даже староста деревни, выписавший подорожную, не знал, когда он вернется.
Поговаривали, что Ганзак отправился ко Двору, но, как сказано, «люди сегодня скажут одно, завтра другое – верить им или своим глазам?»
Между тем мастер и впрямь шел в столицу. Его сопровождал подмастерье Идо, вооруженный деревянной палицей с медными шипами. Идо прибыл из провинции Саганья, дабы постичь искусство пилы, рубанка и резца. За два года он в совершенстве овладел пилой, и мастер уже решил, что ученику можно дать первые уроки владения простым рубанком, а лет через шесть подготовить к испытанию. Но Звезды и Небо решили иначе.
Преемником мастера Ганзака должен был стать его внук Отор. Родители Отора пропали во время большого наводнения, и дед взял малыша к себе. С детства Отор тянулся к резцу, а когда ему исполнилось две шестерки, то он вырезал первую молитвенную беседку, хоть и игрушечную, но сработанную по
