голубые, зеленые, красные и черные рисунки теснились, переплетаясь между собой, но как следует разглядеть их я не мог, хотя жуткий тип стоял всего в пяти шагах.
Второй вырядился в джинсы и футболку, которая была ему мала и выставляла на всеобщее обозрение изрядную часть живота. А его живот, он… был прозрачный как медуза. Под студенистой кожей просматривались кости, нервы и все остальное. Такая же масляная пленка обтягивала череп, и под ней были видны кости, мышцы и сухожилия.
Незнакомка визиту этой пары нисколько не удивилась, только небрежно махнула рукой в мою сторону.
– Поймала. Проще простого – как амброзию[3] у сильфа отобрать. Пойдет за нами как привязанный.
Мистер Димас резко поднялся.
– Юная леди, что это вы себе позволяете? Нельзя же…
Женщина шевельнула пальцем, и учитель застыл столбом. Напрягая мускулы, он изо всех сил пытался сдвинуться с места, сопротивляясь каждой клеточкой своего тела, но ничего не получалось.
– Где условились? – спросила женщина с неожиданно развязным акцентом, особенно раздражающим еще и потому, что мне предстояло сопровождать ее до конца жизни.
– Снаружи, у дуба, пораженного молнией, – ответил человек-медуза вязким, чавкающим, как глина, голосом. – Там нас заберут.
– Хорошо. Не отставай! – бросила она мне, как паршивому псу, и, развернувшись, вышла из кабинета.
Я послушно тронулся следом, проклиная себя на каждом шагу.
Из дневника Джея:
Я вернулся на Базу глубокой ночью. В казарме все спали, кроме Джаи, зависшего над полом в позе лотоса – считай, тоже уснул. Я тихо скользнул внутрь, разделся и двадцать минут стоял под душем, смывая грязь и запекшуюся кровь. Написал донесение о потерях, объяснил, как остался без куртки и ремня (куртку отдал в обмен на сведения, а из ремня, чтобы вы знали, получился неплохой жгут на рану). Завалился на койку и спал как убитый, пока не проснулся.
Традиция такая: вернувшихся с задания не будят. Им положены сутки на написание отчета и сутки увольнения. Традиция свята и нерушима. Правда, если вызывает Старик, традиции идут лесом, что и произошло, когда я спросонок приметил на тумбочке у койки оранжевый листок с приказом явиться для доклада в удобное для меня время, то есть в переводе на общепринятый немедленно.
Натянув форму, я пошел докладывать.
На Базе – пятьсот душ, и каждый за Старика жизнь готов отдать, хотя он этого не требует. Мы нужны ему. Мы нужны себе.
В приемной стало ясно, что Старик не в духе. Адъютант, не мешкая, погнала меня в кабинет – ни «здрасьте», ни кофе, только: «Входи, он ждет».
Почти весь кабинет занимает стол, заваленный бумагами и потрепанными папками, которые перехвачены резинками. Как Старик в этой неразберихе что-то находит – уму непостижимо.
Над креслом висит огромная картина, изображающая нечто среднее между водоворотом и торнадо, но больше всего это похоже на воронку, которая образуется в сливе раковины, когда туда стекает вода. Это Альтиверсум. Мы дали клятву хранить и оберегать его – если понадобится, ценой собственной жизни.
Хозяин цепко глянул на меня своим здоровым глазом:
– Садись, Джей.
На вид Старику около пятидесяти, хотя на деле ему наверняка гораздо больше. Жизнь его здорово потрепала. Один глаз – искусственный, изобретение бинариев из стекла и металла. Внутри пляшут сине-зелено-фиолетовые искры. Когда он на тебя смотрит, поневоле начинаешь перебирать, где и в чем ты проштрафился, как набедокуривший пятилетка. Настоящий глаз у него карий, совсем как у меня, но и под его взглядом чувствуешь себя не лучше.
– Ты задержался, – недовольно буркнул Старик.
– Да, сэр. Явился, как только получил приказ.
– У нас новый Путник. – С этими словами он взял со стола одну из папок и, пролистав, вытащил голубой лист. – Наверху считают, что он себя еще покажет.
– В смысле?
– Пока неясно, но шуму будет много. Устроит переполох и по всем ловушкам пройдется.
Я посмотрел на лежащий передо мной листок. Обычная планета, с подходящими для человека условиями, из средней, самой широкой части Дуги. Никакой экзотики. Координаты – проще некуда. Рванул по прямой – и ты на месте.
– Забрать его?