– Не было, но о них мечтали. А эти штуки могут летать только совсем недолго. Аккумуляторы разряжаются.
– Он совсем не похож на вертолет. Скорее на кофейный столик для кукол.
– Восемь винтов, серьезная подъемная сила. И они в раме, так что он не ломается от первого же удара. Оставь пока ската и посмотри на коптер.
Милгрим с внезапной тревогой понял, что не знает, как выключить ската.
– Как его остановить?
– Просто оставь его в покое, программа все сделает сама.
Он глубоко вдохнул, убрал палец с экрана и посмотрел вверх. Скат опустил плавники (по их кончикам прошла странная дрожь) и завис, чуть покачиваясь, под самым потолком.
Милгрим встал и подошел к столу. Никогда ему не было так хорошо, как сейчас с Фионой в лас-вегасовском кубе Бигенда; он вновь и вновь с удивлением ловил себя на этой неожиданной радости. Никаких дел: забавляйся дорогими немецкими игрушками Бигенда и разговаривай, причем и сами игрушки, и управление ими можно было обсуждать бесконечно. Фиона, строго говоря, работала, собирала новый дрон из деталей в двух коробках, но занятие это явно было ей в удовольствие. Она орудовала главным образом маленькими отверточками и разноцветными торцевыми ключиками, по видеоинструкции, которую смотрела на ноутбуке Милгрима через красный модемчик. Мичиганская компания, два брата-близнеца в одинаковых очках и джинсовых рубашках.
Дрон, несмотря на винты, ничуть не походил на вертолет. Он был сделан из черного пенопласта с бампером из какого-то другого черного материала по периметру и четырьмя круглыми отверстиями, в которых вращались винты. Четыре аккумулятора, заряжавшиеся сейчас от розетки, вставлялись по углам, для равновесия. Обтекаемый фюзеляж внизу вмещал камеру и электронику.
– Жалко, на улице не проверить, – сказала Фиона, откладывая отвертку. – А так готово. Но я – труп. Как насчет завалиться?
– Что-что?
– Завалиться на твой поролон. Он широкий, поместимся. Ты ночью спал?
– Да почти нет.
– Тогда давай устроим тихий час.
Милгрим посмотрел на одну белую стену, на другую, на черного ската и на серебристого пингвина.
– Давай, – сказал он наконец.
– Тогда выключи свой ноут.
Фиона встала из-за стола и, пока Милгрим выключал ноутбук, прикрутила яркость торшера.
– Я не могу спать в этих штанах, – сказала она. – Они кевларовые.
– Хорошо, – ответил Милгрим.
Захрустели липучки, затрещала «молния» – судя по звуку, с толстыми зубцами. Что-то зашуршало по полу – наверное, кевлар. Фиона, уже босая, вылезла из бронированных штанов и пошла к поролону, который как будто бы немножко светился в полутьме.
– Давай скорее, – сказала она. – У меня глаза слипаются.
– Хорошо.
– Ты не можешь спать в «Танки и Тодзё», – объявила Фиона.
– Да, конечно.
Милгрим начал снимать рубашку, у которой на каждом рукаве было слишком много пуговиц. Наконец он расстегнул все, повесил рубашку на спинку стула, поверх нового пиджака, и снял брюки.
Фиона, едва различимая в полутьме, вытаскивала спальный мешок. Милгриму хотелось не то запеть, не то разрыдаться. Он подошел к поролону и только сейчас заметил на себе черные носки из «Галери Лафайет». Они были как-то совсем не к месту. Он наклонился и снял их, чуть не упав.
– Забирайся сюда. – Фиона растянула расстегнутый спальный мешок на всю ширину. – Хорошо, что я всегда сплю без подушки.
– Я тоже, – соврал Милгрим.
Он сел, быстро спрятал носки под поролон и лег рядом с Фионой, вытянувшись по струнке.
– Ты и Хайди, – сказала Фиона, – она же не твоя девушка?
– Моя?! Нет, конечно!
Он лежал с широко открытыми глазами, дожидаясь, что Фиона ответит, пока не услышал ее тихое похрапывание.
61
Распознавание лиц
Они приняли душ в компании Герберта Уэллса и Франка, перевязанной ноги Гаррета, засунутой во что-то вроде великанского презерватива. Вытирая Гаррета, Холлис смогла немного разглядеть Франка, «Франкенштейна». Свидетельство экстремальной хирургии, так сказать. Франк походил на лоскутное одеяло, и Холлис подозревала, что его буквально собрали из лоскутков; на другой ляжке остались аккуратные шрамы на тех местах, где брали кусочки кожи для пересадки. И если Гаррет ее не подкалывал, внутри была новенькая ротанговая кость. Мышцы на Франке заметно атрофировались, но
