На пешеходном переходе через Шефтсбери-авеню, под мелким дождем, «тойоту-хайлюкс» нагнал курьер на грязном сером мотоцикле. Олдос опустил окно с пассажирской стороны, курьер вытащил из-за пазухи письмо и рукой в перчатке, похожей на кевларовую механическую руку, передал Милгриму. Окно снова поднялось, мотоцикл умчался прочь, лавируя в потоке машин. Желтый мотоциклетный шлем стремительно уменьшался. Сзади он был покорябан, словно огромной когтистой лапой, царапины белели на фоне желтого пластика.
Милгрим взглянул на конверт. Посередине небрежными прописными буквами было выведено его имя, в нижнем правом углу стояли инициалы «п.м.». Памела. По весу конверт казался пустым. Внутри лежал прозрачный файлик с распечатанной на струйном принтере фотографией женщины-полицейского из «Кафе-Неро». Хотя снимок был сделан не в кафе. За спиной у женщины, вполне резкие, стояли собакоголовые ангелы из «Голубого дельфина». И свитер на ней был красный, хотя Милгрим различил ту же вышитую эмблему. В другой цветовой гамме. Кто снимал? Неужели Слейт? Похоже, она не видела, что ее снимают. Милгрим представил ее спящей в экономклассе его самолета в Англию.
Машину наполнили первые аккорды «Нажми на тормоза»
– Олдос, – произнес Олдос в свой айфон. – Да, конечно.
Он передал айфон Милгриму.
– У вас в руках, – сказал Бигенд.
– Это она, – ответил Милгрим. – Тогда же, когда я там был?
Помня совет Бигенда насчет телефонов, он не спросил, где и как добыли снимок.
– Более или менее, – ответил Бигенд и дал отбой.
Милгрим вложил айфон обратно в широкую ухоженную руку Олдоса.
15
Заброска
– Фицрой, – сказал Клэмми в ее айфоне.
Холлис лежала, глядя на круглое дно птичьей клетки. Свежепостриженную Хайди она оставила в «Селфридже», где та собиралась проверить, сработают ли кредитные карточки муйла.
– Фицрой?
– Район. Роуз-стрит, сразу за Брунсвик-стрит. Там ярмарка художников. Мере меня водила. Мередит. Нас Ол Джордж познакомил.
Очевидно, имелся в виду «Олдувай» Джордж[19], гениальный клавишник «Тумб». У него был скошенный лоб питекантропа и, как выразился Инчмейл, больше ума в одном мизинце, чем у всех остальных «Тумб», вместе взятых. Стрижка машинкой «под двойку» выглядела обтягивающей черной шапочкой. Вроде кашемировых менингиток Клэмми, только не снимается. Массивные челюсти и скулы, постоянная щетина, умные, глубоко посаженные глаза.
– Я по ходу первым делом увидел ее «хаундсы». Девчачьи, – продолжал Клэмми.
– Понравилось?
– Сразу запал.
– То есть «хаундсы» вас объединили?
– Я их давно хотел. Аж до трясучки. Видел на этом дебиле Бертоне. Жирная жопа.
Холлис не первый раз слышала про жирную жопу Бертона – музыканта в группе, которую Клэмми терпеть не мог. Градус ненависти между исполнителями сильнее всего напрягал Холлис в мире рок-музыки. Она знала, что они не все такие, но на всякий случай держалась от них подальше.
– Так тебе понравились ее джинсы?
– Я типа намекнул, мол, знаю, что это.
– И?
– Она спросила, хочу ли я такие. Сказала, что знает про заброску.
– Про что?
– Про завоз.
– Откуда?
– Я чо, дурак лишние вопросы задавать? – серьезно ответил Клэмми. – Убиться как хотел. Она, такая, говорит, завтра. Говорит, вместе поедем.
Темнота наплывала на город, захватывая номер. Дно клетки висело над Холлис сгустившимся из сумерек НЛО: сейчас начнет излучать энергию, вытатуирует на ней круги, как на полях. Она внезапно ощутила морской гул лондонского транспорта. Пальцы свободной руки на резной моржовой кости ложа арктического безумия.
– И?
– Другие решили, я с ней сплю. Кроме Джорджа. Он ее знает.
– Откуда?
