– Аморфы?
– Возможно, не уверен, архивы Круга по этому поводу хранят молчание.
– Ты говорил ещё, что «сорок сороков» – это некая Мера Всех Вещей.
– А оружие и есть Мера Вещей, уравнивающая слабых и сильных. Всё, потом поговорим, не отвлекайся.
Вернулся Паламарчук, умеющий передвигаться бесшумно, несмотря на свои габариты и медвежью мощь. Фонари стены и двор монастыря не освещали, но Матвей видел его хорошо на фоне ясного звёздного неба, посветлевшего на востоке.
Двинулись ко входу на территорию.
Матвей вдруг почувствовал озноб, будто спину лизнул шершавый язык собаки, споткнулся, отставая.
– В чём дело? – оглянулся Стас, так же легко ориентирующийся в темноте.
– Здесь всё просматривается…
Стас остановился.
– Римас, кого-нибудь заметили?
– Двух монахов, один возится на подворье, второй зашёл в церковь.
– Нас видите?
– Как на ладони.
– Всё в порядке, – еле слышно шепнул Стас Матвею. – Ты чуешь взгляды наших парней.
Капитан промолчал. Он действительно начал различать тянувшиеся из темноты к монастырю струйки внимания, но из них не все были позитивными.
Прошмыгнули мимо братского корпуса к часовне. Дверь тихо заскрипела, пропуская диверсантов. Замерли, прислушиваясь к тишине часовни и вокруг неё.
Иконостаса часовня не имела, только киот с рядом небольших икон с житийными клеймами.
Напротив иконы с изображением святого Иоанна, висевшей на перегородке перед стеной часовни, на постаменте рядом с аналоем, служащим, очевидно, подставкой для требника, горела лампадка. Справа от неё располагалась панелька из полированного дерева, на которой стояло блюдо с потухшими свечами и стеклянный куб, внутри которого виднелась серебряная чаша с черепом святого и корытце, в котором хранились его мощи. Никого внутри небольшого помещения с двумя выступами из стен – справа и слева от киота – не было. Монахи, ухаживающие за монастырём, были уверены, что их владениям ничто не угрожает, поэтому о замках и охране не побеспокоились. За сотни лет служений ни один смертный не осмелился проникнуть на территорию монастыря со злым умыслом.
– Обыщи, – повёл головой Стас, указывая на стены часовни, сложенные из известняковых блоков.
Паламарчук включил фонарь, пошёл кругами вдоль стен часовни.
Матвей остановился перед киотом.
– Что видишь? – подошёл Стас.
– Кто-то смотрит… сверху… и ещё сюда кто-то летит…
Стас завертел головой, всматриваясь в готические своды потолка и прислушиваясь к звукам, долетавшим в часовню извне.
– Ничего не слышу.
– Они ещё далеко.
– Кто?
– Похоже, два или три… нет, всё-таки два вертолёта.
– Гоша!
Паламарчук тенью метнулся из часовни.
– Римас, будьте готовы к нападению!
– Принято.
Матвей снова сосредоточился на тишине внутри себя, уже не обращая внимания на отвлекающие звуки и мысли, погрузился в иную жизнь – жизнь пульсирующей по жилам крови и тонких биений биоэлектрических полей.
Озарение снизошло с неба как бесшумная зарница, расширив границы восприятия, объединив с телом пространство вокруг и сделав прозрачными стены часовни, и не только часовни, но и всех строений комплекса, и даже горных пластов, слагавших основание местного поднятия. Стали видны овраги, каньон, трубы водостоков, ниши и щели, а главное – ведущие в глубь пород извилистые ходы и полости. Один из таких ходов начинался прямо под часовней, ещё один нырял под землю от угла братского корпуса, и там что-то шевелилось, живое и многорукое, как змеи в гнезде.
Откуда-то послышался тихий рокот.
– Командир, «вертушка»! – сообщила рация.
