Все, что голиа когда-либо хотели – это жить, капитан, больше ничего. Они охотятся на животных, которых мы растим для них, поэтому им никогда не приходится покидать свой дом. Они заботились о своих семьях и были здесь в безопасности. Но сейчас из-за плана Марко Станус и остальные ведут себя так, как никогда не вели себя раньше. Станус прочел что-то в Марко, когда они были связаны, понял что-то во время этой связи и с тех пор презирает Марко.
– Думаю, что сначала тебе придется объяснить, что, черт возьми, еще за «связь».
Аня снова повернула голову к капитану и кивнула.
– Я все забываю, что ты совсем ничего о нас не знаешь.
В этот момент невысокий человек с бочкообразной грудью и впечатляющими усами в форме велосипедного руля приблизился к ней в танце.
Он играл на небольшой скрипке и лучезарно улыбался, а потом прекратил играть ровно на столько времени, чтобы взять Аню под руку и закружить ее в направлении большого костра, где собравшиеся цыгане взорвались приветственными возгласами радости от того, что к ним вернулась блудная дочь.
Карл смотрел на младшую Корвески, которая остановилась, а затем начала медленно танцевать вокруг костра. Эверетт встал между двумя мужчинами, которые смотрели и хлопали вместе с остальными, пока Аня двигалась вокруг костра. Кто-то бросил ей бубен, и она начала бить в такт старой мелодии. Играли скрипки и флейты, и она танцевала, кружилась, била в бубен и снова кружилась, а ее голубое платье развевалось, как цветок, открывающийся навстречу утреннему солнцу. Со всех концов деревни к костру начали стекаться мужчины, женщины и дети, чтобы посмотреть на возвращение первой дочери Патинаша.
Уилл Менденхолл и несколько инженеров из 82-й дивизии подошли к Эверетту, который все еще был очарован Аней и ее соблазнительными движениями.
– Ого! – только и смог сказать молодой лейтенант, раскрыв рот.
Кружась вокруг огня, Аня приблизилась к Карлу, и их взгляды встретились. Цыганская принцесса вспотела и прядь ее черных волос прилипла ко лбу. Потом музыка замедлилась, и танцующая женщина резко остановилась. Она смотрела на Эверетта, а ее грудь вздымалась из-за сбившегося во время танца дыхания. Капитан никогда не видел, чтобы столь невинный танец был таким невероятно эротичным. Казалось, что они целый час стояли на расстоянии пары футов друг от друга и смотрели друг другу в глаза и все на Патинаше замедлилось, а время остановилось. Карл почти не слышал шума толпы вокруг и даже не моргнул, когда Аню, наконец, подняли и унесли от него ее многочисленные почитатели.
– Вот такое я точно видел только в кино, – сказал Менденхолл, когда инженеры вернулись к длинным столам с едой. Уилл улыбнулся и покосился на капитана, а Карл просто стоял и смотрел на цыганскую принцессу.
Менденхолл покачал головой, поняв, что его друг не слышал ни одного его слова. Голубые глаза Карла, в которых отражалось пламя, следили за множеством людей у костра. «Он где-то далеко», – подумал Уилл.
Под пристальным взглядом Эверетта Аню наконец опустили на землю, и она заметила, что он смотрит на нее. Молодая цыганка тяжело дышала, все еще не придя в себя после танца. В этот момент ей стало ясно, что ее бабушка все поняла верно. В этом американском агенте было что-то, от чего ее сердце замирало каждый раз, когда она смотрела на него. Так было с того самого момента, когда майор Сороцкин впервые его увидела.
Наконец, Аня вырвалась из толпы и подошла к Эверетту, который по-прежнему стоял и смотрел на нее. Менденхолл, научившийся быстро соображать еще в тот раз, когда был вместе с Райаном в Лас-Вегасе, знал, когда нужно уходить со сцены.
– Я буду вон там, ужинать с вампирами и оборотнями. – Последний раз взглянув на Эверетта, Уилл положил руки в карманы и отошел.
– С вампирами и оборотнями, хорошо, – кивнул капитан, даже не понимая, что он только что повторил.
Бывшая агент «Моссад» подошла к Карлу и убрала мокрую прядь волос с его лба, а затем взяла его за руку. После этого она неожиданно побежала через толпу, словно ей стало душно среди всеобщего веселья народа Иедды, потянув американца за собой.
Они с Эвереттом бежали до тех пор, пока не оказались за главными воротами деревни.
Элис, Найлз, Чарли и Дениза шли друг за другом позади двух цыган, которые несли мадам Корвески вверх по небольшой пастушьей тропинке, ведущей от деревни на перевал Патинаш. Тропинка была старой, и грязь, по которой они шли, была протоптана до самой скалы под ней. Приблизившись к огромной глыбе гранита, американцы увидели небольшие символы, высеченные на камне. Комптон вопросительно посмотрел на миссис Гамильтон, поднеся свой газовый фонарик к одному из символов.
– Какие-то иероглифы, – заинтригованно сказала она.
– Это язык колена Иедды, – ответила мадам Корвески, которую мужчины понесли дальше вверх по крутому подъему.
– А почему иероглифы? Разве они говорили не на древнееврейском языке? – спросила Элис, впервые понимая, что сейчас получит бесценную информацию об иеддитах и голиа.
– Иеддиты, военный клан племен Израилевых, не говорил на языке Авраама, Иосифа, Моисея и Иисуса. У нас был свой язык, – объяснила цыганская королева, проплывая над камнями и кустами по тропинке, которая, казалось, вела в никуда. – Старейшины всегда отделяли нас от остальных племен. Нас боялись, потому что мы были воинами не только Израиля, но и Рамзеса Ворого и его предшественников.
– И вы создали свой собственный язык? – спросила Элис.
