Через пять минут Чигорин и Бостанжогло вернулись.
– Отпусти ее! – коротко приказал табачный король абреку.
– Но хозаин!
– Отпусти, я сказал!
Каюм угрюмо нахмурился, но выпустил волосы Анны из своей смуглой, крючковатой лапы. Анна бросилась на грудь Чигорину и зарыдала.
– Ну-ну, – мягко произнес он, поглаживая женщину ладонью по волосам. – Будет.
– Вы можете идти, господа! – с довольной улыбкой объявил шахматистам Бостанжогло. – Мы с Михаилом Ивановичем обо всем договорились!
Четверо мужчин и одна женщина неторопливо пробирались по утоптанной тропе. Выцветшее предрассветное небо было мрачным и тяжелым. Все пятеро были бледны и измотаны. Даже у воинственного Ласкера усы не топорщились в стороны, а постыдно обвисли по краям рта.
– Эй, Ласкер, – по-дружески, без всяких церемоний, окликнул немца Пильсбери. – Объясните мне, как так получилось, что ваш револьвер оказался заряженным? Я собственными глазами видел пустой барабан.
Ласкер ответил хмуро, почти сердито:
– Я сунул револьвер в левый карман. В тот самый, в котором я на всякий случай всегда храню пулю. Пока Бостанжогло пугал нас тюрьмой, я вставил ее в барабан, только и всего.
– Одна пуля? – переспросил Пильсбери. – Вы хотите сказать, что у вас была всего одна пуля?
– Да, всего одна, – подтвердил Ласкер.
– Но ведь вы выстрелили ею в воздух!
– Выстрелил, – согласился Ласкер.
Пильсбери побледнел еще сильнее.
– Выходит, когда вы угрожали этим разбойникам, барабан снова был пуст? – изумился он.
– Выходит, так, – ответил Ласкер.
Пильсбери остановился и уставился на немца широко раскрытыми глазами.
– Но ведь это был риск. Огромный риск!
– Угроза сильнее ее исполнения, – ответил на это Ласкер. – Вы вон тоже грозились задушить этого купца. И он вам поверил.
– Это другое, – возразил Пильсбери.
– Это одно и то же, – твердо сказал Ласкер. – Кстати, я тоже хотел вас спросить. Что за странный табак вы курите? Я люблю покурить трубку, но никогда не встречал такого запаха.
– Это… специальная трава, – дрогнувшим голосом ответил Пильсбери. – Мне порекомендовали ее в лечебных целях.
– От чего же вы лечитесь?
– От… зубной боли, – с трудом выдавил из себя Пильсбери. Он повернулся к Чигорину и поинтересовался: – Господин Чигорин, а как мы будем добираться домой?
Шахматисты переглянулись.
– Об этом я не подумал, – ответил Михаил Иванович, хмурясь.
Ласкер обвел приятелей насмешливым взглядом и хмыкнул:
– Эх, вы, горе-вояки. Куда бы вы без меня делись?
Не дав шахматистам опомниться, немец сунул в рот два пальца и оглушительно свистнул. Из-за дерева вышла маленькая фигурка. Это был тот самый мальчишка, который проследил шахматистов до самого особняка.
– Ты сделал, что я тебя просил? – спросил его Ласкер.
– Я, герр Ласкер! Сани ждут вон за той рощицей! – показал пальцем мальчишка.
– Молодец, Прошка! Поди скажи кучеру, чтобы подогнал их поближе. С нами женщина, и нам тяжело идти.
– Яволь! – ответил мальчишка, повернулся и помчался, поскрипывая валенками, к березовой рощице.
Пильсбери посмотрел ему вслед и улыбнулся.
– Вы его и по-немецки говорить обучили? – сказал он.
– Я же говорил – это очень способный мальчишка. Ну, а пока кучер подгоняет сани… Господин Чигорин, может, расскажете нам?
– О чем?
– На каких условиях Бостанжогло отпустил Анну?
– Эти условия касаются только меня, – ответил Михаил Иванович.
Шахматисты угрюмо переглянулись. Тон Чигорина недвусмысленно давал понять, что он не желает отвечать на вопросы.
