медовый месяц.
Андрей Кириллович удивленно уставился на Каштана.
– Черт возьми! И откуда ты такой умный!
Каштан пожал плечами, как бы говоря «есть места».
Самойленко помолчал, потом сказал таким тоном, каким строптивый ребенок разговаривает со строгим учителем:
– Но бутылку я все равно допью.
– Ваше право, – спокойно отозвался Каштан. – Но в этом случае вы рискуете рано заснуть и пропустить самое интересное.
Седовласый вздохнул.
– Ты прав. Я не могу этого пропустить. В последнее время она со мной так холодна…
С полминуты Андрей Кириллович угрюмо таращился на бутылку, потом всучил ее Каштану.
– Налей еще полстакана.
– Нет.
Самойленко громыхнул кулаком по журнальному столику и глухо пророкотал:
– Налей!
– Хорошо.
Каштан отвинтил крышечку и плеснул в стакан немного джина.
– Еще! – потребовал Самойленко.
– Этого хватит, – сказал Каштан твердым голосом.
– Что-о? – Глаза Андрея Кирилловича налились кровью и полезли из орбит. – Указывать? Мне? Да я тебя…
Каштан взмахнул рукой, и бутылка с джином, проделав в воздухе сальто, вылетела в открытое окно. Лицо Самойленко вытянулось от изумления. Одутловатые щеки его побагровели. Он сжал кулаки и, буравя Каштана гневным взглядом, стал угрожающе подниматься с кресла. Но вдруг обмяк, усмехнулся и снова плюхнулся в кресло.
– С тобой трудно спорить, – сипло проговорил он. – Ты всегда находишь неопровержимые аргументы.
– За это вы меня и цените, – сказал Каштан.
Самойленко взял стакан с джином и сделал хороший глоток.
– Ты, Каштан, сволочь изрядная. Но я тебя люблю. Не знаю, что я в тебе такого нашел…
– Вероятно, я напоминаю вам сына, – сказал Каштан.
– Вероятно, – хмыкнул Андрей Кириллович. – Эх, Каштан, Каштан… Вот ты думаешь, что ты крутой. А между тем…
– А между тем?
Самойленко усмехнулся.
– Все, что ты делаешь, – это игра в казаки-разбойники. – Он стрельнул на Каштана глазами. – Ты думаешь, что ты играешь в серьезные игры?
– Я работаю, – ответил Каштан. – На вас.
– Да-да… работаешь… Тебе кажется, что ты сильный. А между тем… – Андрей Кириллович отхлебнул джина и поморщился. – Гадость какая… И как я его пью? Так о чем мы говорили?
– О серьезных играх, – ответил Каштан.
– Игры… – пробормотал Самойленко и задумался. Лицо его стало одутловатым, обмякшим, взгляд затуманился. «Пьян, – окончательно убедился Каштан. – Сильно пьян».
– Игры, – повторил прокурор и перевел мутные глаза на Каштана. – Вот я тебе расскажу про одну игру. Представь себе двух человек, которым все вокруг обрыдло… Выпивка, охота, эти бесконечные бабы… Ну все! И вот эти двое решают сыграть в шахматы. Почему в шахматы? Да потому что они с детства играют в шахматы. И неплохо играют. И вот они решают сыграть в шахматы, но шахматы эти непростые. Цена одной съеденной фигуры – одна человеческая жизнь. Одна маленькая человеческая жизнь… – Андрей Кириллович вновь отхлебнул из стакана, покосился на Каштана и спросил: – Как тебе такие условия?
– Условия серьезные, – ответил тот.
– Серьезные? – Самойленко пьяно ухмыльнулся. – А только так и можно играть. Ставка – жизнь. Вот это игра! Не то что твои казаки-разбойники. Шпана, – язвительно добавил Самойленко.
Каштан едва заметно усмехнулся. Впрочем, слушал он внимательно. Андрей Кириллович помолчал, хмуря черные брови, потом вдруг спросил:
– Тебе когда-нибудь приходилось убивать?
– В детстве я убил кошку, – ответил Каштан.
– А как насчет человека?
