— Оставь. Он-то тут при чем?
— Мы сторонимся Серого. Он бешеный… Зачем нам Охотники? А он выманивает вас в леса. И оберег этот — нарочно!
— Заткнись и копай, — посоветовал колдун.
Девушка перевела взгляд на спутника:
— Этот урод убил обережника. Не просто убил. Схватил и мучил.
— Его ели, — спокойно сказал колдун, — выцедили до капли. Крови не осталось.
Эти слова упали в тишину леса, и Белян судорожно всхлипнул, уткнувшись лбом в кромку могилы.
Полностью Клёна так и не оправилась. Хотя окрепла. Однако голова часто болела, а к вечеру начинала кружиться. Обережники разъехались, и девушка осталась предоставленной самой себе. Полян отправился в отдаленную весь, откуда прислали вестницу, Фебр повел обоз до соседнего города, Орд приходил с треб поздно вечером, ел и замертво валился спать.
Дни тянулись для Клёны однообразные и монотонные. Она немного округлилась. Зажили синяки и ссадины, и однажды вечером целитель, осматривая ее, заключил:
— Фебр вернется — можно будет тебя к бате отправлять. Теперь доедешь.
Из всего этого Клёна услышала только: "Фебр вернется". И сердце в груди обмерло. А отчего, она не поняла. Вспомнила только, как на вторую седмицу, когда все еще под вечер лежала в полубреду, то забываясь тяжелым сном, то вновь выныривая в явь, услышала разговор обережников.
Ратоборец говорил:
— Надо отправить Клесху сороку. Сказать, что дом разорен, но девочка жива.
— Нет у нас сорок лишних, — угрюмо отвечал Полян. — Нету. Нынче отправишь, а завтра тебя порвут и надо будет воя просить — и что делать тогда?
— Дочь ведь… — мягко напоминал Фебр.
— Вот потому, парень, мы тут и бессемейные все. Крефф твой не дурак, понимать должен. Девка жива. По осени отправим с надежным обозом, тогда пусть и возрадуется. А ныне нету сорок, послания ему сердечные слать. Ежели пойдет торговый поезд какой через Цитадель, можно передать писульку с ратоборцем. А сороками раскидываться нечего.
— Да понимаю все… — вздыхал вой. — Так ведь жалко мужика, дойдет известие, что разорены Вестимцы…
— Жалко. Но девчонка жива, рано или поздно увидятся. Тем радостнее будет.
А Клёна про себя молилась: "Нет-нет, только не отправляйте сороку, не говорите ему…" И слезы душили, вставая у горла, но приходилось дышать ровно, чтобы не выдать себя. Девушка утыкалась головой в сенник, боролась с отчаянием и ничего так сильно не хотела, как навсегда остаться здесь — в Старграде.
И вот, Фебр возвращается. Она ждала его, волнуясь неизвестно чему.
Он приехал под вечер. Клёна сидела на крылечке, подставив лицо заходящему солнцу, и слушала, как квохчут беспокойные куры, гуляющие по двору. В воздухе пахло осенью. Сердце стискивала тоска. Привычно к вечеру болела голова.
Когда ворота заскрипели, девушка не раскрыла глаз — нынче к Орду зачастили с требами, поди, опять пришли за настойкой или припарками какими. Однако стук копыт вырвал ее из задумчивого полузабытья, заставил разлепить веки и увидеть того, кого так ждала все эти дни. Фебр! Ратоборец улыбнулся ей белыми губами:
— Что, птаха, перышки греешь? — спросил он и начал медленно заваливаться в седле.
Клёна закричала так, что куры, чинно гуляющие по двору, порскнули в стороны.
По счастью, возле конюшни оказался служка — молодой крепкий парень. Он ринулся и таки успел подхватить воя у самой земли. Хлопнула дверь избы — это выскочил Орд. В три прыжка преодолел расстояние и склонился над белым как снег обережником. Выругался и сказал:
— В избу понесли!
Мужчины тащили бесчувственное тело, а Клёна жалась к перилам крыльца, закрывая ладонями рот. Фебр был словно мертвый, а на левом боку плотная ткань черной рубахи набрякла от крови.
— Ты не ходи! — бросил девушке запыхавшийся лекарь. — Напугаешься еще. Тут посиди.
Но она не послушалась, зашла в дом, где на скамье Орд при помощи все того же служки разрезал ножом одежду ратоборца.
— Ступай, воды из бани принеси, — отрядил парня лекарь. — Клёна, чего пришла?
— Я… — она обмерла, глядя на распаханные острыми когтями ребра Фебра. Сглотнула. — Я помочь могу.
А саму уже мутило от вида разверстых ран. И горница покачивалась перед глазами.
— Ляг. Без тебя справлюсь. Зеленая вся, — отрывисто приказал обережник и полез в огромный ларь за чистыми холстинами.
От дверей протопал служка с ведром воды.
