— И здесь…
— Что "и здесь"? — Женщина подошла, мягко тронув мужа за плечо. — Не вкусно?
— Грибы… — выдохнул крефф, указывая на начинку пирога.
Дарина засмеялась:
— Эльхит же любит… Что ты хватаешь все подряд, я ж нарочно их круглыми делаю!
В ответ на эти слова Клесх притянул к себе хозяйку и поцеловал.
Лесана покраснела и опустила глаза.
Когда девушка возвратилась из бани, распаренная, румяная, в длинной белой рубахе с хозяйкиного плеча, потянулся мыться и Клесх. Незаметно за ним следом выскользнула и Дарина, кивнув дочери, чтобы накормила гостью.
Лесана хлебала наваристые щи, заедая свежим ноздрястым хлебом, а напротив нее на лавке елозил Эльхит. Мальчишка не выдержал первым:
— А ты что ж — ратоборец?
Гостья кивнула. Говорить не хотелось, потому что пережитое потрясение, усталость и баня сделали свое дело — мысли в голове ворочались вяло, а в душе поселилось сонное равнодушие.
Клёна шикнула на брата:
— Твое какое дело? Не приставай к человеку. Видишь, устала с дороги.
Она старалась казаться взрослой, строгой, чем напомнила Лесане Стешку, которая тоже силилась держаться сурово и значительно, наставляя братца и молодшую сестренку. Выученица Цитадели улыбнулась.
— У тебя и меч есть? — подался вперед мальчонок.
— Э-э-эльха… — протянула Клёна, и парнишка сразу скуксился.
— Есть. Только я тебе завтра покажу. Спать больно хочу.
Эльхит кивнул:
— Батя тоже, когда приезжает, первый день все спит. Как в вас только лезет, дрыхнуть так? Даже Клёнку вон, и то на столько не свалишь, а уж она спать мастерица у нас.
Сестра свела брови на переносице, и брат осекся. Лесана спрятала улыбку.
— Идем, я постелила, — поднялась Клёна.
Возле этой серьезной девочки с взыскательным взглядом темных глаз Лесана чувствовала себя ребенком.
— А что, отец часто у вас бывает? — осмелилась на дерзкий вопрос выученица.
Клёна посмотрела на нее все так же серьезно и ответила:
— Он мне отчим. Мой отец умер. Я его не помню. Но мама говорит, он был хорошим. Клесх приезжает не часто.
Она так и говорила. Короткими скупыми фразами. Стеснялась, видимо, переодетую парнем чужинку. А, может, просто была не рада приезду отчима.
Брат вскинул голову от своей миски щей и ответил:
— Мама батю постоянно ждет. Ночами все плачет…
— Э-э-эльха… — и снова строгий взгляд Клёны осадил болтливого мальчика.
Лесана посмотрела на этих двоих, а потом повернулась к девочке и спросила:
— В лес завтра пойдем? За клюквой?
Клёна посмотрела удивленно, но кивнула. Она не понимала, отчего страннице, только-только оказавшейся в тепле и уюте, захотелось тащиться в мокрый лес по ягоды, но была рада уйти из дома. Не догадывалась, глупышка, что в точности такое желание снедало и Лесану, которая по-прежнему чувствовала в душе обиду на наставника. Не потому, что у него была семья, нет! Потому, что говорил, будто можно прожить без этого, будто неважно оно, а оттого должно быть забыто, словно глупость.
Слезы обиды на него и досады на себя, что поверила, поддалась обману — жгли глаза, горло сводило судорогой. Но девушка стиснула зубы.
— По ягоды? Я с вами! — тут же встрял Эльхит.
Но сестра посмотрела на него и твердо ответила:
— Нет. Ты останешься дома. Отец тебя давно не видел. И ты его тоже.
— Он все равно спать будет, — заныл мальчонок.
— Значит, по хозяйству маме поможешь, — отрезала сестра.
На этом спор был закончен, и Лесана легла спать, не дожидаясь возвращения Клесха и Дарины. На широкой лавке под меховым одеялом было уютно и тепло. В избе пахло пирогами, через заволоченное окошко доносились звуки дождя. Дом… Как могла она поверить, будто можно прожить жизнь, в которой
