– Типун на язык, Александр Иванович. А вы куда?
– Как говорят в Одессе, тудой. Тебе это незачем. Меньше знаешь, лучше спишь.
Товарищ Сталин с интересом следил на чёрно-белом экране за событиями, которые происходили в кабинете Молотова, Жукова. Поставить телекамеру в резиденции Берии не удалось из-за бдительности Мамиашвили. Он был невидимым участником почти всех совещаний.
– Суслики, – ругался вождь, слушая бесконечные дебаты по самым простым вопросам. – Никаких решений принимать не могут. Всё обсуждают, демократы. – Последнее слово звучало в его устах как ругательство. Возможно, потому, что после обширного инсульта в речи Хозяина очень усилился грузинский акцент.
– Когда мне можно будет вернуться в Кремль? – каждый день спрашивал он Лихарева.
– Поверьте, я лишнего дня вас здесь не продержу, – отвечал Валентин, изучая маленький экранчик браслета, который постоянно красовался на левой руке Верховного.
– Поймите, каждый день, что я провожу здесь, сильно увеличивает шансы, что меня просто не захотят признать все эти… заместители.
Звонок Мамсурова и сообщение, что просит о свидании Наум Эйтингон, вызвало прилив бодрости у Иосифа Виссарионовича.
– Давайте его сюда, – приказал он, позволив заметить своё нетерпение.
Беседа прошла наедине. Когда разведчик ушёл, Сталин спросил Лихарева:
– Можно мне встречаться с некоторыми людьми здесь?
– Это важно?
– Это самое важное на свете, – твёрдо сказал пациент.
– Так и быть. Только не больше одного посетителя в день.
– Не бойтесь, эти на нас никого не наведут.
Молодой человек усмехнулся:
– Этого не надо опасаться. Без моего позволения никто сюда не проникнет, как в ваш кабинет, помните? Беда в том, что это способно плохо повлиять на ваше здоровье и отсрочить возвращение к делам.
– Если этого не делать, возвращение к делам может вообще не состояться, – отрезал Вождь.
Первым, кого Сталин потребовал пригласить, был Жуков. После часовой беседы с ним Иосиф Виссарионович спросил:
– Нельзя ли провести сюда телефон? Чтобы я мог звонить некоторым товарищам?
На следующий день на прикроватном столике появился обычный аппарат чёрного эбонита. Хозяин твердой рукой набрал номер, одновременно глядя на экран, где был виден кабинет Молотова. По знаку Верховного Лихарев «наехал» камерой на лицо Вячеслава Михайловича. Услышав звонок прямого телефона, известного только считаным людям, нарком иностранных дел сорвал трубку:
– Слушаю.
– Здравствуй, глава правительства, – пряча в усах улыбку, произнёс Сталин.
Чёрно-белый экран не мог передать, как побагровела круглая физиономия Молотова. Зато было ясно видно, что на высоком лбу выступили крупные капли пота.
– Коба, ты? Откуда?
Лихарев мог бы поклясться, что после первого мига изумления весь облик ближайшего соратника Вождя выражал радость и облегчение.
– С того света.
– Тогда, думаю, из рая. Вряд ли сатана настолько любезен, что провёл телефонную линию.
Иосиф Виссарионович был удивлён не меньше, чем полуминутой назад его собеседник. Впервые за десятилетия он услыхал шутку из уст того, кого и зарубежные дипломаты, и товарищи по работе не называли за глаза иначе чем «каменной задницей». При этом они имели в виду не столько работоспособность, сколько общую характеристику человека.
– Слушай меня внимательно, Вячеслав. – Обращением по имени, а не «товарищ такой-то», как обычно, Сталин подчеркнул важность произнесённого. – Я планирую вернуться примерно через неделю. Подробности узнаешь непосредственно перед «вторым пришествием». Безопасность обеспечивает Власик, в масштабах Москвы – Жуков. Твоя задача – на политическом уровне всячески придерживать Лаврентия, а то он чересчур резвый и горячий парень. То, что вы смикитили и не дали ему узурпировать пост Председателя Совнаркома и Генерального секретаря ЦК ВКП (б), молодцы. Хотя, уверен, в тот момент каждый думал о том, что с его жопой сделает Берия, став диктатором. Ничего, инстинкт часто лучше мозгов.
Хозяин бросил трубку и удовлетворённо усмехнулся:
– Товарища порадовал, теперь можно и отдохнуть.
Узнав о том, что Ямщиков арестовал посланную за ним команду, Габрильянц тут же позвонил Павлову. Генерал армии никогда не скрывал своего плохого отношения к контрразведке и прочим «органам». Но, услышав, что речь идёт о 201-й Сибирской и её командире, любимчике Маркова, пообещал разобраться.
