него было достаточно времени, а у нее впереди был ещё долгий, тяжёлый путь.
С его копией фрагмента стихотворения, переведенного для нее, и подсказками Гассан был уверен, что он найдет ситт задолго до неё — если тот существует вообще.
Он все еще носил свою тёмно-синюю одежду с капюшоном, чтобы защититься от яркого дневного солнца и холодных ночей. Но он не находил достаточно дров вот уже восемь дней. Все, что он имел в запасе из еды, это сушеные лепешки. Вода не была такой проблемой.
Гассан вырос рядом с пустыней прежде, чем присоединился к Гильдии. Жизнь среди людей племени, которое все еще жило среди дюн, научила его находить воду там, где другие не заметят даже признака её. Даже в крайней степени усталости, как он себя чувствовал с тех пор, как начал перевод того фрагмента стихотворения, Гассан часто погружался в воспоминания о своем детстве.
Ему разрешали сидеть тихо у ночного костра рядом с его дедушкой, и когда старейшины племени приходили к нему в гости, он слышал много интересных, хотя и пугающих рассказов — включая один, о безголовой горе. Было сказано, что любой, кто найдёт ее, услышит шепчущий гул в темноте, и это будет последней вещью, которую он услышит в своей жизни. Тогда верхняя часть горы примет свою форму снова, но вместо камня будет огонь. А потом все исчезнет, оставив только пепел, который ветер сдует ещё до следующего рассвета, и гора станет безголовой снова.
Эта сказка не была так уж зрелищна или ужасающа для восьмилетнего Гассана. Если этот гул был последней вещью, которую человек слышал, прежде чем недостающая голова пика воспламенялась, то…
«Как кто-либо мог выжить, чтобы рассказать о нем?»— шепнул он своему дедушке, не смея говорить открыто: это было невежливо перед признанными старейшинами племени.
Дедушка ярко улыбнулся. Он подмигнул, хлопнул Гассана по руке и приложил палец к морщинистым губам.
Гассан не вспоминал об этой сказке снова, пока не встретил Винн Хигеорт. Теперь он искал безголовую — или «упавшую» — гору за скрытыми от пустыни зубчатыми холмами и скалами пониже.
Это должна была быть она, огромная, как и любой другой пик в этом хребте. Он почти не мог разглядеть отсюда другой её край. В середине, вся верхняя часть, казалось, осела. Он гадал: если он поднимется туда, то найдёт плоское плато, группу валунов или кратер?
— Я здесь, Винн, — прошептал Гассан на холодном вечернем ветру. — Я нашел его первым.
Он помчался вниз через впадину к подножию горы.
Если это было то место, где раньше был Балаал-Ситт, то подъём на вершину ничего бы ему не дал. Любой более высокий вход был разрушен, если горная вершина действительно упала. Но если рассказы о безголовой горе были основаны на факте, что кто-то когда-то пришёл сюда и обосновался на время, то почему никто никогда не упоминал ни о чём под горой? Более низкие входы, если бы они существовали, конечно были бы найдены. Так существуют ли они вообще?
Да, он был здесь. Он полагал, что нашел местоположение потерянного ситта.
— Но как я проникну внутрь?.. — прошептал Гассан ветру снова.
Глава 19
Несколько ночей спустя Чейн ушел из лагеря, добывая продовольствие в одиночку. Он испытал облегчение от того, что сможет побыть сам с собой некоторое время.
В дни его смертной жизни он нуждался в одиночестве. Эта склонность лишь увеличивалась с той ночи, когда он восстал из смерти. Хотя он очень дорожил обществом Винн, последние два месяца на близком расстоянии с остальными начали брать свое.
У него все еще было некоторое количество отобранной жизни в одной бутылке, поэтому он не искал добычу для себя, но он бодро шагал к западному склону прохода, разыскивая дрова или что-нибудь съедобное для своих товарищей.
Они хорошо продвинулись вперёд за последние несколько ночей, и горы вырисовывались теперь близко. Но даже в темноте пейзаж был мрачен: каменистая земля и редкие деревья.
Он блуждал на открытом месте у основания крутого склона, где не было никаких деревьев среди рассеянных валунов. Вдруг в темноте обозначались острые углы камней. Он направился к беспорядочно торчащим деревьям на противоположной стороне, поскольку здесь он ничего не мог найти.
Носок сапога Чейна зацепился за что-то.
Споткнувшись, он вернул себе равновесие и посмотрел вниз на квадратный край, высовывающийся из плотной земли. Он стоял на плоском месте, и до этого выступа был прочерк на гладком камне, прочерченный в грязи его сапогом. Он наклонился, изучая его.
Поверхность была гладкой — слишком гладкой — и почти на глубину ладони ушла под грязь. Присев, он начал отводить ее в сторону, и скоро добрался до края.
