маскировка. Она коротко кивнула в знак прощения и, как ни в чем не бывало, продолжила.
— Мое преследование вскоре переросло в погоню, так как джип был быстрее. Когда я, наконец, настигла его, он остановился на открытой арене, где вместо обычной, земля такая ровная, твердая и серая. Как они там называются?
С недавних пор друиды стали вроде ходячего словаря для детей богини Даны.
Ну а зачем мы еще нужны? Секрет бессмертия друидов не только в магии. Каждый раз, когда потомок богини Даны, встречает непонятное ему или ей слово, даже самое элементарное, приходится объяснять. И упаси вас Мананнан Мак Лир выказать хоть каплю раздражения.
— Парковка, — подсказал я.
— Точно, спасибо. Он вышел из здания, на котором была такая забавная вывеска с коровой, будто говорившей «Сму-у». Знаешь, что это оказалось?
— Смусси бар?
— Бинго. Сначала я просто убила браконьера и бросила его тело рядом с несчастным животным, я затем решила попробовать то, что он купил, но так и не успел выпить. Напиток оказался божественно вкусным.
Теперь понимаете, почему стоит опасаться любого, из племени богини Даны? Конечно, я тоже не святой. Да и для любого смертного, жившего в период Железного века, человеческая жизнь имела невысокую цену. Но с Флидой и ее родственниками, появившимися на свет еще до начала Бронзового века, дела обстоят иначе. Они твердо верят: если что-то им нравится, значит это хорошая вещь, и они хотят еще. Если же что-то приходится им не по вкусу, значит это что-то нужно немедленно уничтожить, и, желательно таким образом, чтобы это вошло в историю, как их очередная победа.
Но это просто потому, что моральные принципы современных людей им чужды. И вообще определения «хорошо» и «плохо» у фей не отличаются конкретностью.
Флида с опаской попробовала получившийся смусси и лицо ее просияло.
— Ммм... ну хоть чем-то смертные оправдывают свое существование. Кстати, друид, какое имя ты сейчас используешь? — спросила она, слегка нахмурившись.
— Аттикус, — ответил я.
— Аттикус? — теперь она точно хмурилась. — И многих тебе удалось убедить в своем «греческом» происхождении?
— Сегодня никто не обращает внимания на имена.
— А на что тогда?
— На богатство, доходы, имущество, — начал перечислять я, уставившись на оставшийся в блендере смусси, надеясь на ее сообразительность. — Дорогие машины, драгоценности, все в этом роде.
Наконец она заметила, что я скорее рассказываю это блендеру, чем ей.
— На что ты... А, хочешь немного? Угощайся.
— Твоя щедрость не знает границ, Флида, — улыбнувшись, ответил я, доставая второй стакан.
Вдруг я вспомнил о двух наркоманах, скорее всего уже мертвых, которые так неудачно встретились сегодня с Морриган. Но, обнаружь они Флиду у себя на кухне, произошло бы примерно то же.
Нечто вроде «Эй, стерва, а ну положи клубнику обратно» стали бы их последними словами. Современному человеку сложно объяснить принципы, по которым жили в Бронзовом веке, хотя они весьма просты:
— Ну что ты, — ответила она. — Это ты великодушный хозяин. Но, отвечая на твой самый первый вопрос, я зашла в «Сму-у» и увидела, как смертные делали там коктейли, используя блендеры. Так я о них и узнала.
Она немного помолчала, рассматривая свой стакан со смусси.
— Тебе не кажется жутко странным, что в современном мире наряду с чем-то отвратительным легко уживается что-то прекрасное?
— Еще как кажется, — ответил я, наполняя стакан. — Хорошо, что кто-то вроде нас, еще сохраняет традиции лучших времен.
— Об этом-то я и пришла с тобой поговорить.
— О лучших временах?
— Нет. О тех, кто их сохраняет.
Ох, чувствую я, ничего хорошего этот разговор не предвещает.
— Я только за. Могу я предложить тебе что-нибудь еще, до того, как мы начнем?
— Спасибо, мне хватит, — ответила она, кивком указав на свой стакан.
— Тогда может, сядем на заднем дворе?
— Не возражаю.
Оберон последовал за нами и уселся посередине. Он надеялся поохотиться в парке Папаго и, как можно, скорее.
