— Есть видеозапись с камеры наблюдения, а шестеро свидетелей подтвердят, что ты выстрелил в безоружного человека, который не оказывал сопротивления, — подвёл черту под нытьём детектива Джименес. — Ты понимаешь, что это означает. Брось пистолет, Фэглс.
На дёргающуюся щёку Фэглса покатились слёзы.
— Не понимаю, как такое могло произойти, — прошептал он. — Я бы просто не смог.
— Мы все увидели, что смог, — отрезал Джименес. — Последнее предупреждение. Брось оружие, или нам придётся открыть огонь.
Прямая угроза вырвала Фэглса из склизких лапок самобичевания.
— Вы собираетесь подстрелить меня, не так ли? — глумливо усмехнулся детектив. — Что ж, это лучше, чем тюрьма! И уж точно лучше, чем если ты сделаешь это!
— Фэглс, не…
А потом я утонул в оглушительных звуках: с рёвом раненого зверя Фэглс поднял пистолет, явно стремясь доказать свою непричастность к распластавшемуся на полу телу, но его крик перешёл в жалобный вой — это открыли огонь пятеро полицейских, и грохочущий рокот эхом бился о стены магазинчика. Фэглс со стоном перекатился через порог входной двери и замер. В этой какофонии звуков можно было различить и ругательства копов, которые когда-то думали, что работать они будут исключительно сидя на задницах. День открытий, не иначе.
— Кто-нибудь, вызовите парамедиков и наряд чёрно-белых, чтобы перекрыть улицу, — отдал распоряжения Джименес. — И прихватите видеозапись.
Хал присел возле меня на корточки.
— Мне нужно наружу, взять силу, — прошептал я. — Кровь затекла в лёгкое, — добавил я и, точно в подтверждение сказанного, схаркнул алый сгусток.
— Как он? — спросил Джименес, заглядывая через плечо оборотня.
— Помогите мне перенести его. Ему нужен воздух, — уверенно сказал Хал, но детектив отшатнулся.
— Э нет, надо дождаться парамедиков. Нельзя трогать раненого.
— Отлично. Сделаю это сам, — с этими словами Хал Хок просунул одну руку под мои плечи, а другую — под колени и, точно экскаваторный ковш, поднял меня.
Глупый коп. Тем, у кого в слугах ходят оборотни, помощники не нужны.
— Эй, если он умрёт, то его смерть будет на твоей совести.
— Если он умрёт, то подаст на меня в суд, — откликнулся Хал. — С дороги!
Оборотень боком прошёл через порог, переступил через неподвижное тело детектива Фэглса и опустил меня на газон. Я немедленно начал пить силу из земли, но от такого напряжения чуть не задохнулся. Осторожно вставляя слова между мгновениями кровавого кашля, я тихо говорил с Халом — так, чтобы никто не мог услышать, и начал затягивать раны.
— Мне нужен меч. Он невидим, но ты почувствуешь его на полке. Принеси его мне. И приберись тут. Счисть всю мою кровь, вылижи весь дом, чтобы ни капли не осталось. И свою одежду тоже.
Хал недоумевающее оглядел себя и, видимо, только сейчас заметил густо-красные пятна.
— Этот костюм стоит три сотни долларов.
— Да я вообще красавец. И проследи, чтобы дверь поставили на место. За Обероном тоже надо присмотреть.
— Да, я учуял его, — ответил Хал.
Я кивнул и продолжил:
— Он в магазине. Спрятан под тем же покровом, что и меч. Скажу ему, чтобы запрыгнул к тебе в машину.
— Хорошо. Тогда я открою дверь. Только предупреди его, чтобы не пачкал кожаные сидения.
— Сибарит (праздный, избалованный роскошью человек прим.пер.), — усмехнулся я.
— Аскет, — возразил Хал и исчез из моего поля зрения; пошёл открывать машину.
Сирены выли как баньши. Вложив в исцеление себя, любимого, столько сил, сколько мог вместить, я связался с Обероном.
«Ладно, Оберон. Подлечиться я смог, но меня в любом случае заберут ненадолго в госпиталь, а ты должен пойти с Халом. Вернусь завтра».
«В лёгких и плевральной полости осталась жидкость, которая не рассосётся сама собой. Хал открыл дверь машины, специально для тебя. Постарайся выйти из магазина так тихо, как только сможешь и не наследи кровяными следами на асфальте. На выходе лежит труп, так что осторожнее».