деяние останется невыясненным, то орден пожрет сам себя. Я хочу предотвратить это, и потому мне нужен Бронза.
– Как поучительный пример? – спросил я. – Притащишь его к своим братьям на какой-то глумливый суд?
– Ты ничего не понимаешь.
– А чья, по-твоему, в этом вина?
– Как сделать пример из того, кто уже образец? – Волк вздохнул. – Когда наши спорили, ругались и даже меняли точку зрения, Бронза стоял непоколебимо, как скала. Для него это вопрос не оснований и намерений, а убеждений. Бронза в ордене на особом счету. Держась в стороне, он приобрел известный авторитет. Немалый подвиг – хранить молчание в помещении, набитом орущими, упрямыми мечниками. Бронза пользовался влиянием среди Деганов до гибели Железа и, может быть, сохранил его и сейчас. Именно поэтому он мне понадобился: мне нужен его авторитет, чтобы успокоить распри, пока не стало хуже. Пока мы окончательно не пойдем стенка на стенку.
– Но если его не слушали раньше, то почему послушают теперь? Ты сам сказал, что он совершил немыслимое: замочил Дегана.
– Именно поэтому и могут прислушаться.
– Это, конечно, не лишено какого-то дикого смысла, – я запустил пальцы в шевелюру, – но давай притворимся, будто я не Деган, не думаю, как Деган, и не имею понятия о Стае, Клятвенниках, Страждущих или как там, к дьяволу, называется скопище Деганов – ладно? Просто объясни, чтобы я понял.
Волк подался вперед, положив левую руку на рукоять меча, и указал правой на клинок Дегана за моим плечом.
– Усвой главное: уже столетия не было случая, чтобы Деган обнажил – причем всерьез – сталь против другого члена ордена, убийств же не было со времен основания. Деяние Бронзы – не мелкий проступок. Если между двоими нашими возникают столь фундаментальные разногласия, что дело доходит до поединка, то это подрывает основы нашего служения. И то, что это совершено таким уважаемым человеком, как Бронза, усугубляет положение. – Волк с сомнением покачал головой. – Нет, если кто и может пошатнуть орден, то исключительно он: человек, проливший кровь брата и после нашедший в себе силы избавиться от клинка.
– И что же, они просто позволят ему вернуться и передумают?
– Ну нет, не совсем.
– Что значит – «не совсем»?
– Я не уверен, что его пустят в Казарменный зал.
– И почему?
– А ты как думаешь?
Да, об этом-то я и думал.
– Пошел к черту! – Я встал.
Тяжелая рука легла на мое плечо.
– Послушай меня. Это может выгореть.
– Черта с два оно выгорит. Если ты думаешь, что я собираюсь…
– Я думаю то, – сказал Волк, – что в настоящее время у ордена нет надежды большей, чем Бронза, а у него, в свою очередь, большей, чем я. Если кто- нибудь из моих братьев и сестер найдет его раньше, то дело наверняка кончится кровью. Мы не склонны прощать. Но выйдет он победителем или нет, будет поздно: орден
– Как же ты поможешь ему вернуться? По-моему, ты сейчас сказал, что даже не уверен, пустят ли его в этот, как его, – Казарменный зал?
– Это ближайшее подобие зала заседаний, какое у нас есть. Ты прав: вернись он сам, это будет все равно что броситься на собственный меч. Но у меня есть это. – Волк похлопал по эфесу своего меча. – И еще это, с твоего и его разрешения. – Он указал на клинок Дегана. – Имея то и другое, я обладаю правом ходатайствовать за него. Я могу напомнить старые традиции ордена и попытаться защитить его от суда, пока он не получит возможность высказаться.
– И что он скажет? – Я вспомнил Медь и холод стали в ее глазах, когда она спрашивала о Дегане. – Чем ему оправдать убийство Железа?
– Не знаю, – покачал головой Волк. – Но я считаю, что у него должен быть шанс предстать перед орденом и изложить свою версию случившегося. Я думаю, он вправе просить о мире и ознакомиться с мнением своих товарищей, стоя с ними лицом к лицу. По-моему, он должен раз и навсегда уяснить, останется его имя в наших списках или покроется позором. Но прежде всего я считаю, что он заслуживает возможности выбрать между искуплением и проклятием. – Волк посмотрел на меня сверху вниз. – Ты согласен?
Мне было не ответить: пересохло во рту. Не возразить, что Деган покинул Илдрекку по собственной воле и знал, что делает, с того момента, когда спас мне жизнь и вышел из горящего склада. Не крикнуть о его единственном желании – чтобы его оставили в покое.
Я промолчал, ибо не был уверен, что это правда. Потому что понял: все названные мной причины, по которым я позволил Дегану уйти, являлись оправданиями моего нежелания ни пойти за ним, ни разыскать его. И потому что Волк, черт его побери, был прав.
Но этого было все-таки мало.
