часом ночи и семью утра – прикинул Артём. Ночной магазин, что открыт до часу, успел закрыться, а светофоры остались в ночном режиме. Во-вторых, он унес их очень аккуратно, в чем были, – за время прогулки ему не встретилось ни единого комплекта пустой одежды, лежащего где-нибудь на тротуаре, а ведь даже в глухую ночь по улицам кто-то да ходит. Подойдя к автостоянке, Артём специально поднялся в будку сторожей – там-то в любой час ночи сидит охранник, – и тоже никого не обнаружил. На топчане валялось тоненькое казённое одеялко, на столике стояла кружка с остывшим чаем – просто «Мария Селеста» какая-то. Впрочем, в какой-то степени это даже радовало – обнаружить в городе миллион трупов было бы куда как неприятнее. Также совершенно очевидно, что вокруг не наблюдалось следов борьбы, панического бегства или сопротивления.
И кстати, ни одной автомобильной аварии, что было бы неизбежно, если бы люди исчезали из движущегося транспорта. Ночью, конечно, машин немного, но всё равно есть таксисты, милиция, скорые, ненавистные каждому горожанину ночные мотоциклисты, больные на голову стритрейсеры и просто неведомо куда и зачем едущие полуночники… В общем, по статистическим прикидкам Артёма, пройти несколько кварталов и не увидеть ни одной машины на проезжей части в случае, если бы водители из них исчезли на ходу, было невозможно. Авто стояли только на обочинах – явно те, что были припаркованы на ночь. Красовались также несколько специфических моделей – «как бы спортивных, но подешевле» – у ночного клуба. Золотая молодежь порой оттягивалась и до утра. Сам собой напрашивался вывод: те, кто ехал по дороге, пропали вместе с машинами. Так же, как пешеходы пропали вместе с одеждой, часами, мобильниками, зубными протезами и что там ещё у людей бывает в карманах и на теле.
Зайдя в клуб, Артём обнаружил на столах тарелки с закусками и напитки, а на танцполе моргающую в тишине светомузыку. Больше ничего интересного не нашлось – ну разве что несколько лежащих на столиках айфонов – видимо вынутые из карманов, они остались там, где их положили. Просто ещё одна бессмысленная подробность. Может быть, из этих деталей потом сложится целостная картина. А пока следовало позаботиться о насущном – Артём вдруг понял, что он чертовски, до судорог в желудке, хочет жрать. Видимо, нервы. Магазины и ларьки, как назло, были закрыты, а до идеи вломиться куда-нибудь Артём ещё не дозрел. Он просто хотел есть. Впрочем, решение, что называется, напрашивалось.
Уродливая бетонно-стеклянная высотка, архитектурный плагиат башни Саурона, нависала над проспектом, ежеутренне с хлюпаньем пропускных терминалов всасывая потоки офисного планктона. Там, на каждом из двадцати с чем-то этажей, люди работали – в современном понятии этого слова. То есть перемешивали нули с единицами на магнитных дисках, создавая из них новые комбинации. Если в этом и был какой-то смысл, то Артём, занимающийся у себя дома, в принципе, тем же самым, давно отчаялся его искать. За это почему-то платили деньги – ну и ладно. За деньги можно было купить еды – в расположенном внизу огромном торговом центре, нижний ярус которого был посвящён продуктам питания.
Торговый центр сиял огнями и шуршал эскалаторами, вызывая у Артёма привычную мозговую судорогу непонимания, – пять этажей магазинов, а за едой надо спускаться в подвал. Торговый центр ему никогда не нравился, будучи непонятен, как рыбам пароход, – к чему все эти огни и музыка? Несуразное изобилие абсолютно ненужных вещей действовало подавляюще – страшно представить, какую прорву ресурсов перевело Человечество, создав для каждого магазина миллион почти-но-не-совсем-одинаковых очень дорогих штанов, которые, строго говоря, даже не являются одеждой. Наверное, люди находили в этом какой-то смысл, и это немного пугало – мало ли что ещё может взбрести в голову людям, которые находят смысл в неудобных штанах за огромные деньги?
На этот раз торговый центр напрягал уже не витринами – они, по большей части, были потушены и закрыты, – а отсутствием привычных толп. Похоже, закрывшись с вечера, торговый центр не возобновил свою деятельность утром. Хорошо хоть круглосуточный продуктовый супермаркет обеспечивал открытые двери в общий холл. Осмотревшись, Артём невольно вздрогнул – ему на секунду пришла в голову ужасная мысль, что люди никуда не делись. Просто вот он, Артём, вот так оригинально и неожиданно сошёл с ума. И вот стоит он посреди холла и никого не видит, а вокруг ходят обычные толпы праздношатающихся потенциальных покупателей, припадающих к витринам с бессмысленным интересом аквариумных рыбок.
– А видят ли они, в таком случае, меня? – остановился на этой гипотезе Артём. – Или я также невидим для них?
Впрочем, сделав над собой уже ставшее привычным усилие, он быстро успокоился. Как всякий социопат, подолгу живущий в одиночестве, он приучил себя к определённой умственной дисциплине. В основном-то людей держит в рамках социум. Они постоянно чувствуют плечо товарища – земляка, попутчика, коллеги… Ну и семья – куда ж без этого, нет ничего более социализирующего, чем родственные отношения. Человеку социальному не приходится прилагать силы, чтобы сдержать внутреннее давление своёй личности, скорее, наоборот – он вынужден постоянно сопротивляться внешнему давлению социума, который так и норовит ограничить его по максимуму. Вот так и живут люди в равновесии давлений, как глубоководные рыбы, и стоит только выкинуть их из общества, как внутреннее давление разрывает их психику в клочки. А всё потому, что нет привычки к самоконтролю.
Траволатор – такой странный эскалатор без ступенек – спокойно шуршал себе сверху вниз, к продуктовым сокровищам цокольного этажа. Артём снова подумал, что если пробежаться по нему бегом, то он, возможно, посшибает людей-невидимок, как кегли. А возможно, и нет. Ведь он до сих пор ни на кого не наткнулся, проходя через холл. Значит, они не только невидимы, но и неосязаемы друг для друга.
– Тогда какая разница, есть они или нет? – сделал он вывод и решительно шагнул на ребристую ленту.
Супермаркет был ожидаемо пуст. Не сидели за кассой помороженные кассирши, не слонялись по залу черноформенные охранники в нелепых фуражках, похожих на головной убор американского полицейского в представлении немецкого порнорежиссёра, не перебирали продукты придирчивые покупатели – залитые электрическим светом пространства были совершенно и окончательно безлюдны. Прихватив тележку, Артём направился внутрь. Тележка, как всегда, попалась с кривым, тянущим влево колесом – это была его личная супермаркетная непруха, которую Артём давно отчаялся
