Он стал читать, подчеркивая особо неприятные ему места:
Наза Вец видел, в какую ярость приходил по мере чтения Александр:
— Он выжил, старик, из ума! «Все вечно в мире, неизменно» — так мыслить учил он меня! Нашел я мир горький, другой, какого не знал Аристотель. А в войнах что смыслит философ? Людей как направить на смерть? Не взять крепостей никаких, когда не маячит награда. Лишь чтобы потом порезвиться, рискуют в бою головой. В поход не возьмешь всех трофеев. В кострах превратится все в дым. Обласканным женщинам надо в храм жертвы Богам приносить за эллинов свежую кровь, что даст им в потомстве героев, поэтов, ваятелей, зодчих. До нас чтоб подняться смогли. Что скажешь теперь?
Наза Вец чувствовал на себе вопрошающий взгляд царя и ответил спокойно, твердо:
— Скажу, что прав твой воспитатель, хоть не привил добра без призрака пустой мечты. Царство Света — лишь мираж. И пусть суров твой Аристотель, прислав тебе копыто с ядом, но все же я скажу — он прав. Ты заслужил посланье это.
— Глупец, маразматик ты старый! — взорвался царь. — Как смел ты мне так говорить? Заслужена пытка и смерть? Но царскую милость цени: пей яд из копыта, чтоб Андре не рвать тебя на куски.
— Не думай ты, македонянин, что сможешь так меня забыть. Все преступления твои себя напомнят.
— Навеки замолкнешь ты скоро, — в бешенстве закричал Александр.
Он приказал гиене:
— Андра, возьми его, грызи!
Гиена одним прыжком оказалась на груди Наза Веца. Он был так высок, что до горла его она не достала. Наза Вец одной рукой прижал к себе гиену, а другой бросил копыто на пол. Вязкая жидкость растеклась по земле, источая тонкий аромат.
Александр выхватил меч:
— Разделаюсь я сам с тобою!
Но Наза Вец с прижатой к его груди гиеной стал на глазах пораженного завоевателя растворяться в воздухе (переходя в другое измерение).
Александр, конечно, такого и предположить не мог. Для него старец и гиена просто исчезли. Царь воскликнул:
— То светлый наш Бог Аполлон! В обличий старца явился. Оракулов, пифий защитник, пришел прорицатель ко мне и предвещал мне… комара…
На крик юноша — воин вбежал в шатер царя. Тот встретил его сурово:
— Эллады гонца ты припомнил? Прими наказанье…
Испуганный мальчик рухнул на колени, угодив прямо в лужу разлившейся цикуты:
— О, царь! Прости мою оплошность. Я буду землю есть, виновный…
Сгребая руками землю, он стал засовывать ее себе в рот.
— Несчастный, что ты делаешь! — пытался остановить его Александр…
Сокрушенно наблюдал он за действием предназначенного ему яда. Сначала у мальчика отнялись ноги, потом отмирание поднималось все выше, пока холод не остановил его юное сердце.
— Наказан я, бог Аполлон! Пусть с ядом больше нет копыта, но есть посланье мудреца. Оно послужит мне звездою!
К вечеру Александр почувствовал озноб. Он накрылся все ми шкурами, которые могли собрать для него в лагере, но его продолжала бить лихорадка. Наутро он горел в жару и приближенные, прислушиваясь к непонятным словам его бреда, никак не могли догадаться, что говорит он про комара, который будто единственный, кто сильнее его.
На следующий день похудевший, но бодрый Александр вышел из шатра и потребовал подать ему коня.
